Душа архонта

Кочубей Анна

Гервант рассказывал о своем отце. До и во время войны поселения полукровок на границах Эрендола не были редкостью. Нелюдей свободно пропускали как вглубь страны эльфов, так и в Эймар, но отношение к ним всегда было особенным.

– Эльфы проживали от хижины неподалеку – всего-то день пешком, и к вечеру ты перед запертыми воротами их поселения. Мне-то, конечно, открывали, но смотрели так, будто я воровать пришел. Я для всех был едино человек: для эльфов чуть менее противный, чем прочие, а для деревенских парень что надо, но малость подпорченный. Но Лиандра – дело другое, моя сестричка с острыми ушами уродилась –

такая «игра крови» у нелюдей-полукровок иной раз случается. Война где-то шла своим чередом, – продолжал рассказ разбойник, – до нашей хижины доносились лишь обрывки красивых фраз о громких победах, а по эрендольским лесам в поисках необычной смерти шатались вшивые дезертиры с обеих армий. Как говорил мой батюшка: «Не будь дураком, не суйся в чащу, как в темный угол, где тебя не найдут. Обязательно отыщут и съедят с удовольствием». Даже я крепче сжимал арбалет, когда шарахался по лесу затемно, а вот сестричку лесные твари не трогали: ни волки, ни вепри, ни другая гадость, что рождается не природой, а магией. Возможно, она была слишком тощая, или секрет какой знала, я и сейчас не понимаю. Но ходила Лиандра в селение к эльфам часто, училась у них собирать всякие травки, вышивать и прочей бабской ерунде.

– Давно надо было все границы перекрыть, еще до войны, хоть одна страна цела бы осталась, – неожиданно зло высказался эльф Хан, перебивая Герванта.

– А ты тогда какого мерина среди нас делаешь? – отчего-то вспыхнул Тас, как только услышал звук его голоса. Лицо мужчины, по самые глаза заросшее черной курчавой бородой, пошло пятнами, выдавая буйный нрав и личную неприязнь к Хану, – туточки – Морея! Вот и катился бы к себе в Эрендол!

– Не твоего ума дело, Тас, кому где быть, – отрезал главарь, – ты в политике разбираешься пуще, чем в грамоте.

– Я грамот не разумею! – запальчиво выкрикнул бородатый разбойник.

– И я к тому. Твое «разумение» и до эльфов не допрыгивает. Разные они. Те, что в Озерном краю, – к людям ближе, покладистей, но и в разы гаже. А эрендольские, как наш Хан – гордые, как демоны. У них магия особенная, шибко для имперских ариев вредная, да и следопыты эрендольцы такие, что поискать.

Главарь намеренно назвал Хана «нашим», объединяя эльфа и остальных разбойников. Тас, посопев, замолк, но эльф мириться не собирался.

– Свинья морейская, – Хан громко бросил в Таса оскорбительным определением и пошел к своей лошади, – я скоро вернусь, Гервант.

Нелюдь кивнул. Разбойники молчали и в ссору не вмешивались. Тас одумался и предпочел пропустить слова эрендольца мимо ушей. Одна странница обернулась и встретилась с Ханом глазами. Черные буравчики зрачков эльфа брезгливо скользнули по ее лицу. Хан сел на лошадь и уехал. Неприятно удивленная девушка сжала руки на коленях и прислушалась к рассказу Герванта.

– Эрендольские нелюди не воевали, но наверху что-то переиначили, и за мной пришли, – продолжал Гервант, – к тому времени отец уже скончался, а Лиандре исполнилось семнадцать. Эльф в этом возрасте – почти что ребенок. Но это не важно.

Нет, это было важно! Гервант не стал рассказывать о воплях матери, умолявшей именем Создателя оставить единственного кормильца в семье, о своем бессилии и злости. Маг-арий, состоящий на службе у короля Родерика, остался глух к ее мольбам, и даже испуганное личико Лиандры его не разжалобило.

Герванта забрали на войну.

– Королевской армии южного Эймара было наплевать – эльф ты, человек или нелюдь; лучник или арбалетчик. Меня пнули под колено, заставили пробормотать слова присяги перед арием и выдали лук в полтора моего роста. С ним я не расставался десять лет, как с верной женой, а все бабы, что мне попадались, имелись в очередь и строго по времени. К концу войны я был уставшим командиром сотни таких же неудачников, злобным, как зверь. Вернуться в свою нору – вот о чем я мечтал. Мою сотню перерезали, когда наверху какой-то неуч бросил ее против архонтской конницы. Я не помер сразу только потому, что мой батюшка учил, как меч в руке держать.

Нелюдь оставил серьезный тон и привычно усмехнулся:

– Представьте картину, братья, как ваш Гервант ломает об колено лук, подбирает оружие павшего архонта и бросается в атаку, воспевая своего короля! Красиво? Не было этого: отразив пару выпадов, я притворился дохлым, до конца бойни мялся под трупами, а потом позорно сдался в плен. Мечник из меня и сейчас дерьмовый, да, Гвидо?

– Э… да, нет, ничего так… – подал голос Гвидо.

– Гвидо мне сильно льстит. Куда мне до молодчика, который машет двуручником, как цепом молотилки! И не отмалчивайся, парень, твоя очередь рассказывать.

Неожиданно передав инициативу Гвидо, Гервант занялся арбалетом.

– А что говорить? Попали в плен, загнали нас в Лаконские болота, как скотов. Да я с Гервантом и не служил, я из ополчения. Мы в плену познакомились. Да это и так все понятно.

– Кому понятно? Ты упомяни про голодуху, комаров и тухлую воду, да не жалей красот, болота – они того стоят. Мы даже конца войны не заметили, прогнив лишний год в ожидании, пока власти о пленных страдальцах вспомнят.

– Ну, да. Хреново было, – откликнулся Гвидо.

События в рассказе Герванта были знакомы всем, и судьба главаря не отличалась оригинальностью. Разбойники раздумывали, как случилось, что долгая война, ставшая привычной, оказалась лучше худого мира, который наступил сейчас. Полные животы и монеты в карманах уже не скрашивали неуютную стоянку отряда: уныло серело небо, предвещая холодную морейскую зиму, а ветви деревьев напоминали перекладины виселиц…

– И что было дальше? – спросил светловолосый эльф, нарушив затянувшееся молчание, – ты же вернулся, Гервант?

– Да, я вернулся. На пепелище. В деревне узнал, что мать с сестрой к эльфам ушли, но в эрендольские леса нагрянули арии и все сожгли: и поселок, и мою хижину. Я больше не видел ни мать, ни Лиандру. Эльфийский клан перебили, кого-то увезли в Аверну, чтобы казнить. А еще я выяснил, что официально сдох, и содержание мне не положено, – закончил Гервант историю своей жизни скучным, будничным голосом и посмотрел на странницу:

– Кстати, сестричка, это юное остроухое создание отзывается на Златовласку. Тощий чернявый горец, который говорит еще реже, чем ты – Чазбор; старикан, что не умеет шить – Довбуш; угрюмый мужик с кривым мечом – Веселик, а вон та туша, когда проснется, будет дварфом Мензенлиром, – Гервант поочередно указал на всех представленных разбойников, – остальных ты уже знаешь, если не дура. Для тех, кто пропил память, или проспал, эта девица – моя названная сестра Лиандра, прошу любить и жаловать.