Душа города
Шрифт:
Стратона накрыл приступ безотчетного ужаса. Он знал, что ему нужно достать кольцо, бросить его в грязь, отправиться к Темпусу и рассказать ему все, однако этому противилось все его естество. Стратон никогда в жизни не падал никому в ноги с просьбами о помощи. Он должен сам поправить положение дел и овладеть ситуацией, а для этого нужны крепкие нервы и стальные кишки.
Он больше не был тем двадцатипятилетним юношей в сверкающей броне, переполненным мыслями о славных делах. Вот уже десятилетие участвовал он в тайных операциях пасынков, но
Темпус может быть не прав. Он может ошибаться. Ведь я только хочу добра этому городу. А когда все наладится, я передам город в его руки. Разве это измена?
Империя живет движением, не так ли?
Я жизнь положу за то, чтобы это правило работало. Докажу Криту. Докажу Темпусу. И если мне будет нужно держаться от них в стороне, пока все не придет в движение, — я найду убежище, неизвестное Криту.
Проклятье, нет. Они направятся к ней.
Стратон сжал кольцо с такой силой, что его взгляд затуманился от боли, напомнившей ему, как велика может быть сила пасынков, которую они направят на Ишад. Тогда с обеих сторон жертвы неизбежны.
Он наконец-то решил, что нужно делать.
Солнце едва окрасило на востоке в багрянец висевшую в небесах пелену, когда к неприметной лавчонке на Базаре подошла Ишад. Она пришла сюда, проделав долгий путь по улицам Санктуария и бросив в небольшой мрачной комнате в Лабиринте мертвого мужчину, о котором никто не будет плакать. Воздух Санктуария был так напитан энергией, что Ишад едва почувствовала, как отлетела его душа, не испытав даже минутного освобождения от того, что текло по ее жилам и от чего туманился взгляд. В последний миг его жизни она жалела, что тот вообще появился на свет.
Ишад не чувствовала удовлетворения. Наоборот, ее существо охватывал ужас, что никогда ей не будет достаточно, что в этом мире не сыскать человека, который укротил бы ее силу, готовую вырваться наружу, навстречу грохочущей буре. Окажись в этот предрассветный час перед ней шайка самого гнусного отребья Санктуария, они, поймав ее взгляд, бросились бы наутек. Найти жертву становилось все сложнее. Ишад сделалась… известной, и искать встречи с ней теперь могли только глупцы, от общения с которыми не могло возникнуть ни охотничьего азарта, ни неожиданности.
Тасфален. Тасфален. На него Ишад возлагала большие надежды. Вот жертва, в которой чувствовалась сила, совладать с таким мужчиной будет совсем не просто. Удовольствие можно будет растянуть на неделю…
Возможно, убеждала себя Ишад, Страт сможет ее понять.
Возможно, она еще сумеет пробиться сквозь стену недоверия, воздвигнутую вокруг себя пасынком, и научит его всему, что он должен знать. Его неудовлетворенность была достаточной целью, но знать, что ее голод угрожает ему, было просто невыносимо. И в этом ее слабость.
К
Нанести удар через Страта или через этого незнакомца Тасфалена, оттуда, откуда Ишад меньше всего ожидает опасности… через ее самое слабое место…
А она слепа и сознает это.
Вот зачем Ишад пришла сюда после напрасного убийства и потраченной впустую на розыск Роксаны ночи…
…Чтобы найти ее следы в будущем.
Внутри лавчонки горел свет, давая понять, что внутри не спят. Ишад могла бы сама открыть дверь, но решила постучать и подождать, пока ей откроют.
Послышались тяжелые шаги. Приподнялась задвижка глазка, чей-то внимательный глаз посмотрел наружу, и задвижка вновь опустилась.
Ишад постучал вторично. Внутри послышались голоса, стукнул отодвинутый засов, открылась дверь.
На пороге стояла С'данзо Иллира. В тени по правую руку от нее маячил Даброу с угрюмым и хмурым лицом. Сама Иллира выглядела заплаканной и при виде Ишад поплотнее закуталась в толстую шаль, словно посетительница принесла с собой колючий ветер — Похоже, до вас дошли новости, — проговорила низким голосом Ишад, остро чувствуя присутствие Даброу. Заставив себя успокоиться, она сосредоточилась только на женщине, на неизбывном материнском горе. — С'данзо, прошлой ночью с твоим сыном был чародей, я тоже могла бы, но сегодня вечером мои способности… не сработают. Может, позднее, если ты решишь, что во мне есть нужда.
— Садись. — Иллира еле заметно махнула рукой, и Даброу освободил скамью. — Я готовила чай… — Возможно, С'данзо посчитала визит Ишад за выражение соболезнований, а может, за некий знак надежды. Быстро отерев худой рукой слезы, Иллира повернулась к печи, где кипел чайник. Обычное гостеприимство, за которым наверняка крылось нечто большее.
— Скажи, ты видишь во мне надежду для твоего сына?
— Я не вижу Артона. Даже не пытаюсь. — С'данзо разлила по чашкам чай и взяла одну себе, не обращая внимания на две другие.
Даже не пытаюсь.
Мать, чей сын лежит больной во дворце рядом с умирающим богом, должна попытаться. Возможно, здесь уже побывали жрецы или посланец от Молина, принеся весть, а может, она сама увидела это в себе, в распадающихся небесах, в чайных листочках или бог еще знает в чем.
Эта мысль прояснила сознание Ишад.
— Неужели ты думаешь, — спросила она, прихлебывая чай, — что твоим сыном пренебрегут ради другого мальчика? Уверяю тебя, такого не случится. Рэндал очень опытный кудесник, и тебе наверняка незачем волноваться, на чьей стороне ныне боги. В чем причина твоего беспокойства?