Душа Пандоры
Шрифт:
— Разумеется… — пробормотала Деми.
Доводилось ли ей бывать в настоящих Дельфах? Хотя какой из двух городов вообще считать настоящим? Они оба истинны, хоть и параллельны друг другу.
С языка едва не сорвалось: «Разве Никиас не должен всюду меня сопровождать?», но она вовремя его прикусила. Не хватало только, чтобы Кассандра и Харон решили, будто Деми хочет, чтобы он оказался рядом. Успеет еще хлебнуть ледяной ненависти, что так и сочится из него.
Вместе с тьмой, когда Никиас выпускает ее на свободу.
Дом дельфийской сивиллы Герофилы, перед которым остановилась
Вряд ли смертные Алой Эллады так уж сильно отличались от жителей Земли, если уж даже богам не понаслышке были знакомы жестокость и ненависть.
Харон остался ждать за стенами дома-храма, не выказывая никакого желания почтить своим присутствием «первородную пророчицу». Деми вошла следом за Кассандрой, поразившись скудности, даже аскетичности окружающей обстановки. Комната в храмоподобном доме оказалась всего одна, и в ней не было ничего, кроме каменных скамей, которые заметно поистрепало время.
Думая о бессмертной, что жила в таком скромном обиталище, Деми ожидала увидеть грациозную женщину, не уступающую по красоте Кассандре или даже Ариадне. Черноокую ведунью или высокую эллиниду с фарфоровой или оливковой кожей. Женщину, словно сошедшую с фрески Микеланджело в Сикстинской Капелле.
Но сколько бы предположений Деми ни строила, реальность превзошла все ее ожидания. Ведь дельфийская сивилла уже давно не была человеком.
Теперь стали ясны недавние слова Кассандры.
— Что-то не так, кареглазая? — Герофила забавлялась реакцией Деми, что застыла посреди комнаты с неприлично открытым ртом.
С вызванной шоком прямотой Деми спросила:
— Вы — призрак?
Кассандра с осуждением покачала головой, однако Герофила лишь рассмеялась громче.
— Твои слова истинны, дитя, а глаза — зорки.
Явное подтрунивание, ведь не понять истинную сущность дельфийской сивиллы невозможно. Все потому, что Герофила была полностью прозрачной. Деми с трудом угадывала ее черты, словно набросанные карандашом на белом листе бумаги. Абрис стройной фигуры, овал лица, очертания губ, глаз и носа. И все это — сверкающими серебристыми штрихами с призрачно-голубым отливом.
— Но разве… Разве мертвые здесь не уходят в царство Аида? А потом не перерождаются?
— Все так, дитя. Однако я отказалась и от царства мертвых, и от перерождения.
— Но почему?
— Здесь, за чертой жизни, мне видно то, что не видно смертным, — просто сказала Герофила.
Деми покачала головой. Отречься от череды инкарнаций ради того, чтобы сохранить свою силу… Смогла бы так она?
И тут же ответила себе — нет, не смогла бы. Прежде она никогда не встречала духов, но что-то подсказывало ей, что их жизнь разнообразной не назовешь. Да и к тому же… кто способен полюбить призрака?
— Вам не одиноко? — тихо спросила Деми.
Герофила снова рассмеялась. Покружилась по комнате, словно бабочка
— Дитя, мне некогда скучать. В мой дом стекаются пророчицы со всей Алой Эллады. Я наставляю их, я учу их, я открываю им глаза. Я вырастила уже десятки поколений пророчиц. И я помогаю тем, кто в этом нуждается. Это и есть мое предназначение. Другого я себе не представляю.
— И вы почти идеально говорите на новогреческом, — уже почти устав удивляться, сказала Деми.
— Говорю, — польщенная ее замечанием, отозвалась Герофила. — Для таких, как я, завеса между мирами — не препона. Ваш мир, Изначальный мир… для меня любопытен. Обычные эллины лишены возможности его увидеть, а я наблюдала закаты и рассветы эпох, не говоря уже о смене зим и лет. Я видела сотни народов. Я знаю сотни языков, хоть и не говорю на них — здесь, в Алой Элладе, меня едва ли поймут …
Деми устало потерла лоб. Казалось, еще немного — и ее разум взорвется в попытке осознать все то невообразимое, что ей открылось.
— Но ведь ты здесь наверняка не для того, чтобы говорить о старушке Герофиле? — Сивилла рассмеялась собственной шутке. Смех резко оборвался — будто время для веселья на невидимом таймере закончилось. — Ты хочешь поговорить о той магии, что окутала твою душу, словно паутина?
— Что вы видите, кирия? — благоговейно спросила Кассандра. Во всяком случае, так ее причудливое обращение к дельфийской сивилле перевела для себя Деми.
— Печать на ее душе. Сильную магическую метку. Магия сильна, да вот только творец ее оказался неопытен в чарах разума. И, кажется, затронул больше, чем хотел.
Кивнув, Деми рассказала Герофиле о своей амнезии и на какое-то время снова лишилась дара речи, пока сивилла сыпала медицинскими терминами на новогреческом, древнегреческом и на латыни.
«Если быть духом — значит знать обо всем на свете, может, не такая уж и плохая это перспектива?» — подумалось ей.
Когда Герофила перешла с медицинских терминов на эзотерически-магические, оживилась Кассандра. Они начали взахлеб обсуждать некие ментальные связи, заслоны с барьерами, пробоины в ментальных щитах, психическую защиту, инкарнацию с изъяном, печати и еще десятки вещей, от которых у Деми разболелась голова. Она уже не пыталась вникать, дожидаясь счастливого момента, когда ей объяснят на пальцах, что произошло с ней в прошлом и почему.
— Память твоей души опутана крепкими ментальными цепями, что стирают все твои воспоминания о себе самой, позволяя им жить лишь до рассвета, — нараспев произнесла Герофила. — Но это ты, думаю, поняла уже и без меня. Отчего так сложилось, я тоже не знаю. Может статься, печать ставили в спешке, может, не хватило опыта. Однако в конце концов стерлось не только твое прошлое, магия затронула и настоящее, стирая его как ластик — карандашный набросок. Нужно сломать печать, но сделать это очень осторожно… Если сделать это неправильно, будут плохие последствия.