Душа темнее ночи
Шрифт:
– Антон, – позвала я, – заткнись, а? Извини, конечно, но дай и мне вставить слово.
Белогуров убрал руку, коварно забравшуюся под плед на мое колено, и поправил очки:
– Да, Саша. Извини. Меня иногда заносит… Особенно когда волнуюсь.
– Хватит волноваться, – сказала я. – Все твои печали в прошлом. Кстати, с этой минуты твой клуб фанатов Евгении Охотниковой прекращает свое существование.
– Но почему?! – изумился Антон, тараща на меня глаза.
– Потому, что я вернулась. И никаких фанатов терпеть не намерена, понял? –
Реакция Белогурова меня поразила. Антон вскочил с дивана и убежал в соседнюю комнату. Оттуда донеслось позвякивание, какое издают вешалки в шкафу, шипение туалетной воды, грохот выдвигаемых ящиков комода… Мне стало интересно, но я решила дождаться продолжения.
Наконец Антон вернулся. Паренек успел переодеться – теперь вместо халата на нем красовался костюм, судя по виду, крайне редко используемый хозяином, белая рубашка, дешевый галстук в «елочку» и абсолютно новые сверкающие ботинки. Я едва не захлебнулась чаем от смеха:
– Антон, к чему эта парадная форма?!
– Ну, не могу же я в такой торжественный момент выглядеть как вахлак?! – преданно таращась на меня, пояснил Белогуров. – Евгения Максимовна, а я ведь знал… Вы представляете – я знал!
– Что ты знал? – спросила я, скидывая плед. Я уже вполне согрелась, времени до утра оставалось не так уж много, а дел еще нужно было переделать кучу.
– Я знал, что вы живы!
– Да? – изумилась я. – Почему же тогда ты вел себя так, словно я померла? Траурные фото на моей страничке, я уже не говорю про этот фанатский беспредел…
Антон смутился.
– Ну, мне просто хотелось, чтобы мое восхищение Охот… то есть вами, разделило как можно большее количество народу… Вы сердитесь?
Паренек подарил мне совершенно овечью беззащитную улыбку. Ну как на такого сердиться? Его хочется прижать в сердцу, напоить чаем с малиной и вручить плюшевого мишку, чтобы избавить от ночных страхов…
– Я просто в ярости! – сообщила я. – Ты ужасно передо мной виноват. Ты это понимаешь?
Белогуров уныло кивнул.
– И у тебя есть только один способ искупить свою вину.
Антоша вскинул голову, как приговоренный, которому объявили, что ввиду отсутствия электричества казнь на электрическом стуле отменяется.
– Что я могу для вас сделать, Евгения Максимовна?
– Можешь называть меня просто Женя, – разрешила я. – В конце концов, ты знаешь обо мне больше, чем мой доктор и спецслужбы, вместе взятые… в общем, так. Ты должен мне помочь.
– Я готов! – выпятил подбородок Антоша.
– Когда ты делился со мной… то есть с Александрой Македонской, сведениями о Жене Охотниковой, я думаю, ты что-то утаил. Мне необходима абсолютно полная информация. Все, что ты своим журналистским носом сумел раскопать.
– О чем вы хотите знать, Женя?
Ну, тут мне даже не надо было задумываться – ответ на этот вопрос я подготовила давно:
– О моем последнем деле, Антоша. Все,
Глава 7
Белогуров придвинул второй стул к столу, на котором призывно мигал знакомый мне ноутбук, и жестом пригласил меня занять место у экрана.
Я оказалась права – этих файлов Антоша мне не показывал. Не думаю, чтобы вообще хоть кто-то видел это.
– Слушай, как тебе удалось раскопать такое?! – изумилась я, на минуту отрываясь от экрана и поглядывая на Белогурова с искренним уважением.
Антон принял нарочито скромный вид и ответил:
– Ну, у нас, акул пера, свои секреты…
Информация, добытая парнем, действительно впечатляла. Я была единственным человеком на свете, который мог оценить ее по достоинству.
В целом картина была такой. В августе этого года я была занята тем, что охраняла местного бизнесмена Илью Сергеевича Авдюшкина. Тот всерьез опасался за свою жизнь, потому и нанял меня – лучшего в городе телохранителя.
Бизнес Авдюшкина заключался в производстве всяких вспомогательных товаров для медицины: одноразовые шприцы, грелки, клизмы и всякое такое. Небольшой заводик исправно поставлял продукцию в больницы города и области, кое-что даже шло в другие регионы России. Фирма Авдюшкина называлась «Медтех». И эмблемой ее была симпатичная пчелка.
Илья Сергеевич не спешил делиться информацией со своим телохранителем. Поэтому все две недели, что я охраняла бизнесмена, я работала практически вслепую. Ну, угрожают какие-то негодяи честному коммерсу и его семейству. В первый раз такое, что ли? Да не смешите меня!
Теперь-то я понимаю: Авадюшкин прекрасно знал, кто именно желает ему смерти. Но тогда он не пожелал ввести меня в курс дела, предпочел сохранить в тайне, чем именно он не угодил бывшим друзьям и соратникам.
Всю последнюю неделю Авдюшкин практически не спал. Он был страшно напуган, но все ждал – вот-вот случится что-то, что избавит его от неминуемой опасности. До сих пор не имею представления, чего ждал бедняга. Но не дождался.
Единственное, что успел сделать Илья Сергеевич – кстати, по моему настоятельному совету – это отправить за границу семью, жену с двумя детишками.
Двадцатого августа Авдюшкин отправился на встречу. Я сопровождала его. Машину вел шофер – крепкий, проверенный мужик. В случае чего он тоже мог быть мне подмогой. Отдавая себе отчет, что встреча эта чрезвычайно опасна, я была вооружена до зубов. Прекрасно помню, как уже по дороге туда, к промышленным складам за вокзалом, я пыталась отговорить клиента от встречи:
– Илья Сергеевич, да послушайте вы хоть минуту! Так дела давно уже не делаются. Что это такое – ночь, склады какие-то… Нас с вами грохнут в этой промзоне, и никто даже не почешется! Позвоните и отмените встречу! Перенесите ее на завтра, встретитесь со своими компаньонами где-нибудь в цивилизованном месте…