Душегуб
Шрифт:
Заправляет здесь госпожа Гай — доброй души дамочка, желающая вопреки обстоятельствам научить детей всему, что знает. Ей за это не платят, а сама она денег не требует. Святая, а, может, просто глупая…
Обойдя крупный остов помятого грузовика, я двинулся к дверям. Ступени разрисованы невесть где раздобытыми мелками. Внутри что-то невообразимое: целые горы бетонной крошки, кафель — редкий гость на стенах и полу, местами рассыпано битое стекло в обнимку с какими-то щепками… и те же рисунки мелками: цветочки, облака, речки, люди… нацарапано коряво,
Представляю, как они тут ползают по пыли, весело гогочут и рисуют. Сам был в их возрасте слишком недавно, чтобы свежие воспоминания воскресли. К госпоже Гай я ходил всего год, чтобы безвозвратно вырасти. Меня ещё, помню, не любили: я был самым глупым в школе. Не поспевал учиться.
По голосам, гудящим в мертвенно-пустых коридорах, я быстро разыскал класс гаварской учительницы. Она осеклась на полуслове, когда моя сутулая фигура появилась в дверях.
Низенькая, ещё мельче меня, кудрявые седые волосы, очки на узком носу. Шальные глаза не находят себе места, беспрестанно шмыгают по сторонам, а руки теребят складки клетчатой кофты. За партами сидит около дюжины детишек самых разных возрастов. Одиннадцать, всё-таки, если поточнее пересчитать. Их отцы дружно приготовили кулаки, посчитав меня явной угрозой их чадам. Все одиннадцать родителей повскакивали с подоконников.
Разумеется, они боятся за малышей и никогда не оставляют одних. Сейчас Душегуб им чудится чуть ли не друг в друге.
— Госпожа Гай, — во всеуслышание объявил я, демонстративно отведя взгляд от отцов, — переговорить нужно.
— Сейчас?
— Да.
Учительница засеменила ко мне, оглядываясь на мужчин, очевидно, ожидая их помощи — напрасно, защищать чужую им женщину они не станут.
Отсюда понятен её страх…
— По поводу маньяка, — заявил я тему разговора, когда носитель знаний вышел в коридор.
Не успела она испугано съёжиться, как я протянул список жертв. Все, кроме одной, семьи уже обошёл, но остался жутко недоволен их ответами. Если, конечно, отсутствие ответа можно назвать ответом.
— Эти дети, — провёл я пальцем по списку, — они дружили?
— Все ребята у меня дружат, — поправила очки старушка. — Вместе играют, почти не ссорятся…
— Они вместе где-нибудь попадались? Залезли куда-нибудь, куда лезть не следовало?
— Вряд ли, — замялась госпожа Гай, очевидно, желающая поскорее закончить общение со мной.
А вот это только я решаю.
— Нужно знать, почему их выбрал Душегуб, вам это понятно? Чтобы поймать его и наказать.
— Я понимаю ваше стремление, но не могу ответить на ваши вопросы, — учительница с сожалением вернула бумажку со списком. — Сожалею, мне, как и всем остальным, неведомо, отчего антихрист выбирал свои жертвы.
— А семьи? Их что-то связывало?
— Боюсь, нет. Алиес Зунтер так и вовсе почти ни с кем не общалась. После гибели сына перебралась в Усницк.
— Усницк, значит…
Чувствую,
— По слухам, она наведывается в Гавару. Навещает могилу сына.
Оставив меня наедине с нелепым клубком домыслов и пустых слов, она заспешила вернуться к детям. Темнота сгущается с наползающими тучами.
Список с шестью именами смеётся над моими потугами. Обойти пять семей, брызжущих истерикой, чтобы натолкнуться на полное отсутствие зацепок… Усницк, я ни разу в нём не был, так что телепортироваться не выйдет… Пешком, Винсент Миасах. Мне не справиться без ответов Алиес.
В школе мне больше делать нечего.
Три красные в ряд — неплохо. Теперь повернём пару раз, нет, лучше вернуть на место… Эй, тут были три красных в ряд! Всё испортил. Заколдованный этот кубик что ли?
Никогда эта игрушка не будет меня слушаться.
А сейчас ещё и очень сложно сосредоточиться: уставшая от безделья Юрико сняла блузку и занялась отжиманиями. Смотреть на полуголую мускулистую коллегу уж очень неуютно: нормальная реакция на вызывающее доминирование слабого пола.
— Долго ещё ждать? — недовольно буркнула японка, сделав перерыв.
— Ровно в полдень пойдём.
Мысль проста: если Иоанн заявится в участок, то сделает это с утра пораньше, и лучше быть в этот момент в комнате. Причин несколько: сразу расставим все точки над i, покажем ему, что бежать и прятать не собираемся, что маякнёт о нашей невиновности, и, что немаловажно, не дадим растерзать наши вещи. Честно, сильно переживаю за них, особенно при учёте, что деньги резко уполовинились.
Если директор лесопилки не заявится до двенадцати, то уже не заявится никогда… Что совсем не обещает нам лёгкую жизнь.
— Как думаешь, Юрико, у нас будут большие неприятности?
— Уверена, что немаленькие.
Напарница перевернулась на спину и перешла к сгибаниям туловища. Женщины бывают всякие… Остаётся только мириться.
Адский агрегат Рубика продолжает мучить меня несходящимися линиями и сторонами.
Погода портится, небо быстро чернеет.
— Пора, Оскар, — японка резво поднялась и подхватила припасённое полотенце. — У него нет никаких улик, он не пойдёт в полицию.
— Даже не знаю, хуже это или лучше.
— Хуже, — не позволила засомневаться Юрико, — самосуд куда опаснее.
В мгновение ока напарница привела себя в порядок и собралась. Плащи у нас у обоих больше не похожи на блещущие чистотой столичные одеяния — покрытые пятнами куски кожи.
Шериф обнаружился на улице, поглаживающий по голове крупного чёрного пса. Подставляя лицо всем на свете ветрам, он устало прикрыл глаза. Распахнул только с нашим приближением:
— Господин Праусен и госпожа Номати? — затылком спросил он.