Душегуб

Сергей Юрьевич Федотов скучал в своем приемном кабинете, откинувшись на спинку стула, и со скучающим взором смотрел через зарешеченное окно первого этажа. Он бы так и просидел весь день, но, почувствовав вибрацию в кармане, на секунду отвлекся и посмотрел на оживший дисплей телефона, на котором красовалась надпись:

Он всегда ставил будильник за двадцать минут перед обедом, что бы успеть доделать неотложные дела, такая уж привычка, оставшаяся у него еще с институтской скамьи.

Отключив функцию вибрации, Сергей Юрьевич кинул телефон на стол, и тот прокатился по покрытой стеклом поверхности стола до самой стены. Со вздохом он привстал со стула, покопался рукой на верхней полке, прикрепленной старенькими шурупами к стене, и извлек оттуда новенькую историю болезни какого-то там Шишкина и, вытянув ноги, стал медленно перелистывать.

Сергей Юрьевич по профессии являлся офтальмологом с большим стажем и опытом более десяти лет. Когда-то после институтской практики он устроился работать в Новосибирскую Микрохирургию глаза, пробыв там два года, после, по семейным обстоятельствам, переехал сюда, на Кавказ и быстро нашел работу, заняв должность заведующего. В данный момент же думал, разрешить ли учиться Шишкину в институте или нет? Махнув рукой, он закрыл глаза на проблемы со спиной и язвой и решил подарить парню шанс.

Кинув историю в отдельную стопку прошедших медкомиссию, Сергей Юрьевич положил руки на стол и перенес на них существенную часть своего тела, посматривая на часы, на которых минутная стрелка уже приближалась к отметки «50», как вдруг в кабинет неуверенно постучались. Врач удивленно мотнул головой, пытаясь понять, кого это принесла нелегкая в середине июля, да еще и в предобеденное время, особенно если вспомнить, что сейчас больница пустовала и в коридорах можно было кататься на роликах. Дверь скрипнула, и на порог ступил высокий широкоплечий молодой человек с длинными темными волосами, завязанными в хвост, расстегнутом черном балахоне поверх белой футболки и завернутыми по локоть рукавами. Если длинные волосы в двадцатые годы практически никто не носил, и парень резко контрастировал с другими подростками и очень хорошо запоминался, то самая яркая черта этого молодого человека — рваный шрам на левом глазу, который оставили то ли перочинным ножом, то ли чем-то другим. Шрам начинался чуть выше брови и аж до уголка губ. Так же доктор отметил, что лицо парня не имело ни одной русской черты. Мало того, он вообще не мог вспомнить ни одной расы или народа с таким лицом.

Парень втянул воздух и медленно провел взглядом по кабинету, щелкнув пару раз. Доктор поморщился от эха, возникшего от столь сильных и резких щелчков в кабинете с голыми стенами, но быстро взял себя в руки.

При этом Сергей Юрьевич заметил, что пальцами он не шевелил.

— Фамилия? — безразличным тоном спросил окулист.

— Давыдов.

Голос у парня был обычный, подростковый.

— Давыдов, Давыдов… — то и дело повторяю фамилию, Сергей Юрьевич наводил шухер на своем столе среди документов и историй, и, все-таки, нашел.

— Давыдов Кай? — и, удивившись столь необычному имени, которое встречалось ему лишь один раз в жизни — в старой престарой сказке, Сергей Юрьевич выразительно

— Да-да, это я.

Врач открыл историю и, пробежав взглядом по отметкам врачей, спросил:

— Та-а-ак, значит, вам осталось пройти… — он нашел незаполненную строчку и закончил почти по слогам: — о-к-у-л-и-с-т-а.

Выудив из внутреннего кармана шариковую ручку, задал вопрос:

— Жалобы на зрение есть?

— Нет, — спокойным тоном ответил Кай.

— Мушки перед глазами не сильно беспокоят? — это звучало так, будто врач был на 100 % уверен в том, что эти самые мушки у парня где-то летают, хотя сам его видел в первый раз.

— Никакие мушки меня не беспокоят.

Сергей Юрьевич удивленно замер и быстро глянул на парня, словно что-то заметил в нем не то. Врач был ошарашен: в наше время, в двадцать первом веке, в компьютерное столетие, когда молодые люди проводят за компами по двенадцать, а то и по пятнадцать часов в сутки, практически у каждого из них имеется близорукость, сопровождаемая мушками перед глазами. Точная цифра — 95 % молодых людей с близорукостью, в основном она несильная, от -1,0 до -2,5. Хорошее зрение, по всем статистикам, имеют спортсмены, там менее двадцати процентов имеют ту или иную близорукость или дальнозоркость.

— Спортсмен? — доктор сказал букву «е» как «э», больше самокритично, чем с иронией к парню: сам-то Сергей Юрьевич последний раз подтягивался лет, эдак, пятнадцать назад — первый курс, зачет по физкультуре.

Парень отрицательно помотал головой:

— Нет, а что?

Окулист, ожидавший уже услышать утвердительный ответ и поставить побыстрее ему отличную медкомиссию, остановил ручку за пару миллиметров до бумаги и, положив ее на стол, поднялся из-за стола.

— Ну-с, проверим ваше зрение. Садитесь — сделал доктор пригласительный жест в сторону стула.

Прежде, чем сделать шаг, парень щелкнул, потом резко мотнул головой и только тогда пошел, все время щелкая. Офтальмолог, в начале беседы сильно реагирующий на сие щелканье неизвестно чем, теперь просто не обращал внимание — у него было столько пациентов, и все со своими странностями, что и всех нервов не хватит, если обращать на каждую странность в их общении или действиях внимание. Меж тем парень подошел к стулу и сел, а Сергей Юрьевич отметил, что Кай, прежде, чем сесть, нащупал руками его спинку. Эта мысль пролетела так же быстро, как и забылась, а врач уже подошел к таблице с русскими буквами разного шрифта.

Тыкая строчку за строчкой, он повторял: «Видно?».

Сначала была девятая, потом седьмая, шестая, и так далее до первой. Тыкая все выше и выше, врач хмурился, так как Кай все время молчал, и смотрел куда-то немного в сторону отрешенным взглядом.

— Что, и эту не видите? — офтальмолог тыкнул на самую первую и самую большую букву «Ш», на что Кай спокойно дал ответ «нет».

Сергей Юрьевич покачал головой: у него зрение еще хуже, чем у предыдущих ребят.

— Так, пройдем в темную комнату.

Повторилась та же процедура: парень встал со стула и, «прощелкал» к темной комнате, в которой уже ждал врач, сидя на стуле перед щелевой лампой, на которую надо ставить подбородок и прижимать лоб к проспиртованной холодной железячке.

Парень сел на стул, нащупал рукой углубление для подбородка и незамедлительно поставил его, прижав лоб.

Только включив яркую лампочку, Федотов спросил:

— Расширяли зрачки?

Сквозь стиснутые зубы парень ответил:

— Нет.