Душехранитель
Шрифт:
— Нат умирает. Борись-борись, мой мальчик, борись… Он справится.
Дурнота. Тьма…
Николай застонал во сне. Очнулся. Приоткрыл глаза. Возле его кровати стоит молодой мужчина безобразной наружности, но статный, великолепно сложенный, с гривой длинных русых волос, одетый по неизвестной Николаю, но хорошо знакомой тому юноше, которым был сейчас Николай, моде. «Тессетен, друг твой», — подсказывает память.
— Братишка, это Нат. Сын твоего Ната, — и показывает Николаю лежащего у него на ладони слепого новорожденного щенка. — Бэалиа только что ощенилась, просила передать, — он усмехается и кладет волчонка на грудь лежащему приятелю. — Как ты, братец? Живой?
Щеночек
Снова провал. Но с того момента дела больного идут на поправку. А вскоре они — уже совсем взрослый Николай и молодой серебристый волк Нат, сын того Ната — вновь бегают по заливному лугу, вырывая друг у друга палку.
И вдруг громкий, заходящийся плач откуда-то извне. Плач младенца. Он выдергивает Николая из его длинного, одновременно и сказочного, и правдоподобного сна. Молодой человек еще ощущал те запахи, те образы, помнил имена. А потом вдруг все схлопнулось, память погасла, в свои права вступила реальность.
— Что, снова? — привставая на локте, спросил Гроссман.
При свете ночника Рената ходила по спальне, укачивая маленького Сашку. В глазах ее пылала тревога.
Николай застонал. Уж какую ночь подряд с мальчиком происходят странные вещи. С вечера над кроваткой его клубится что-то неосязаемое, это чувствует не только Рената, но и Гроссман, который никогда не верил в запредельное. Ребенок весел, машет ручками и ножками, даже пытается перевернуться — это в месяц от роду! Постояв возле него, Николаю затем хочется сбегать в спортзал и выплеснуть куда-нибудь бешеное желание двигаться, действовать. Хочется выскочить на балкон и заорать на весь квартал. Неведомые силы жгут, раздирают тело изнутри, не помогает и ледяной душ. Жена взбудоражена, за какие-то полчаса она успевает завершить все дела, на которые ей не хватает времени в течение целого дня. Кожа горит, голова гудит, словно медный колокол, из макушки вот-вот вырвется вулкан. Забыв о прежних ссорах, они страстно любят друг друга и лишь потом, умиротворенные, засыпают — Рената в объятьях мужа. В первый раз это было чудесно. Николай сам не ожидал, что Рената стала такой пылкой и чувственной. Он ощущал, что со стороны Сашкиной кроватки к ним струится что-то прохладное, сродни ветерку, успокаивающее, как морской бриз в разгар полуденного зноя. Мальчик спит. Дремота наваливается и на глаза Ника…
А глубоко за полночь — громкий, истошный крик. У малыша страшный жар, врачи скорой помощи разводят руками: никаких симптомов заболевания. Ставят инъекцию жаропонижающего, но она не помогает. Ребенок горит, лишь время от времени забываясь коротким сном. Его рвет от материнского молока, он мечется, он страдает.
Давая Ренате отдохнуть, Николай укачивает его на руках. А утром все проходит. Саша весел, улыбается, пытается ухватить погремушки, ест, надолго засыпает.
Одна, вторая, третья… ночи стали похожи друг на друга. Через неделю Гроссман понял, что, продолжай он подскакивать по ночам и помогать Ренате дальше, вскоре у него начнутся обмороки на работе. Жена знаками убеждала его перейти в другую комнату, но Николай пока крепился, убегая на диван лишь тогда, когда становилось совсем невмоготу.
Вскоре он обнаружил, что Рената нашла выход. Это был очень интересный способ коротать ночь у кроватки сына. И очень простой. Она придвигала колыбельку к себе, брала карандаш с бумагой, укрывалась одеялом и, положив на колени толстую тетрадь, что-то писала, писала, писала. Сашка просыпался, плакал. Она отбрасывала тетрадь, укачивала ребенка и в нетерпении возвращалась к написанному.
Так было и сегодня. Нынешняя тревога
Но что-то остановило взгляд молодого человека. Он стряхнул сонливость и, подскочив, перечитал еще раз. Коротенькая зарисовка об игре неизвестного мальчишки с громадным волком… Вот это да! И еще так мастерски описано: Николай только что видел все это своими глазами во сне!
— Ладонька! Откуда ты это взяла? Что такое — Оритан? «Ночи на Оритане становились холоднее и безнадежнее…»
Рената пожала плечами.
— А про волка? Про мальчика и волка?..
Она переложила задремавшего Сашульку на одну руку, а второй показала, что увидела это.
— Сейчас увидела?
Кивок.
Николай пожал плечами. Ничего себе! Она видит наяву то, что приходит ему во сне, так получается? А это слово, это очевидное название — «Оритан»…
«Оиритиаан!» — шепнуло что-то в груди.
Он в последний раз взглянул на тонкую вязь таинственных строк, закрыл тетрадь и поднял голову. На него, прижавшись щекой к материнскому плечу, внимательно смотрел Сашулька.
Влад задумчиво прохаживался по аллее: ровно двадцать шагов вперед, вдоль низеньких остриженных кустов самшита, ровно двадцать шагов обратно. Гуляющие люди обходили его, почти не замечая, занятые своими делами либо увлеченные прелестью досуга.
Ромальцев думал. Он полюбил бродить здесь, всегда в одиночестве. Он вырос в этом парке. Два его детства прошли именно здесь. Такой судьбой может похвастать далеко не каждый...
Влад знал здесь все, как и помнил события обеих жизней. Некоторые воспоминания пересекались, перекрещивались, и требовалось некоторое время, чтобы распределить их в нужном порядке.
Иногда он проводил рукой по мягким лапам канадских елей, тогда на коже оставались капельки смолы с «шишечек», в которых набирали соки молоденькие отростки. Иногда переступал на узкий бордюр и шел по нему, словно канатоходец. Ветки самшита цепляли его колени, жужжали потревоженные шмели, вспархивали белые бабочки.
Легкий укол в груди Влад ощутил на двенадцатом шаге. Он замер. Поднял голову, будто принюхиваясь. Где? Где? Где? Что-то хорошее и что-то плохое. Рядом. Очень близко — и к нему, и друг к другу. Где?!
Женщина с коляской. Вот!
Ромальцев нырнул под елку, свернул на соседнюю аллею, откуда женщину видно гораздо лучше. Вот она… Она!
Невысокая, девственно тонкая, золотоволосая. Одетая просто, по-молодежному. Совсем юная. Для прохожих она — сестра или нянька младенца, которого везет в коляске. И зовет не она. Сигнал бедствия исходит от ребенка.
Она счастлива, почти счастлива, Влад чувствовал это даже на таком расстоянии. Счастлив и спящий мальчик. Счастлив и удачен его нынешний путь. Да не иссякнет солнце в их сердцах…
Но была другая сторона… И ее нужно отыскать… Не столько спящий ребенок, сколько вполне действующий сейчас Отпрыск Невозможного призывал Странника именно ради защиты. Где?
О, Природа! Как же все это знакомо!
Влад отступает назад. Мягкая хвоя расступается за его плечами и вновь смыкается, скрывая нырнувшего в ее объятья человека.