Душеприказчик
Шрифт:
Возможно, мне это послышалось.
Зверек, не отвлекаясь, продолжал наводить лоск.
В голове стоял противный гул. Казалось, я уже долгие тысячелетия нахожусь в этом проклятом всеми святыми мучениками месте. Осторожно поднявшись, я не сводил глаз с проклятого — тот не обращал на меня никакого внимания. Ноги сами сделали шаг в сторону двери. Шаг за шагом — рука коснулась огромной металлической ручки.
Скрипнула дверь.
Я напрягся — неужели заметят. Замер. Привычные звуки не изменились. Вжик по лезвию, вжик…
Нога уже оказалась на
Я закрыл глаза, приготовившись к смерти.
— Что это?
Голос проклятого напоминал оглушающий набат. Я открыл глаза, и первое что увидел перед собой — горящий огнем номер на щеке Душеприказчика. Он сжимал в руке скомканный листок с моим рисунком.
— Откуда? Откуда у тебя это?! — во взгляде проклятого царил неподдельный ужас.
На смятом листке, среди размазанных чернил едва угадывалось лицо измученного старца, испещренное горами и реками. Мой рисунок, написанный еще в повозке теперь уже мертвого Филджи, упокой святые его грешную душу.
Я осторожно потянулся к рисунку не в силах поверить своим глазам. Как он мог оказаться здесь? Я отчетливо помнил, что выкинул его…
Сильная встряска в мгновение ока привела меня в чувство. Душеприказчик требовал ответа, а я лишь удивленно качал головой, не зная, что и сказать.
— Пойдем…
Зажатый в тиски крепких рук проклятого, я, не в силах сопротивляться, нырнул вместе с ним в темноту. Ноги едва касались земли, но я даже не пытался вырваться. Да и какой смысл?
Чувствуя как за спиной попискивает Ша, а впереди мелькают серые стены я едва различал в темноте длинные узкие коридоры.
Правое плечо отозвалось болью — слишком узкий проход.
Стальные пальцы проклятого разжались, и я обессилено упал на ледяной пол, кашляя от забившей нос пыли.
— Смотри.
Я поднял голову.
Посреди небольшой обветшалой комнаты, первое, что бросилось в глаза — стояло изящное в резной металлической оправе зеркало. Узкие резные окна были зашторены плотной старой тканью, а высокие деревянные скамьи по обеим сторонам комнаты напоминали измученных жизнью старцев — с глубокими трещинами и подломанными ножками.
Ша легко запрыгнул на скамью и, прижав ушки, замер, испуганно глядя на зеркало. Тяжело дыша, проклятый приблизился ко мне и вновь показал чернильное пятно, через которое проглядывал образ древнего, словно сама жизнь человека.
— Смотри.
Его лицо повернулось в сторону зеркала.
Я вгляделся в пыльную поверхность, где также как и на рисунке из-под серой пелены виднелось безжизненное лицо проклятого, возраст которого, сильно отличался от действительности. Только этот дряхлый человек в отличие от нарисованного — был живым. Скулы отражения непроизвольно поддергивались, выдавая излишнюю нервозность, а в белых, словно лунь глазах — читался неподдельный страх.
Я перевел взгляд на Проклятого. ОН и его зеркальное отображение разделяло лет пятьдесят.
— Говори, щенок! Откуда этот рисунок! — с раздражением прошипел
Ша вторя своему хозяину, нервно пискнул.
— Я..я..просто… Нарисовал…
Не в силах выдержать ледяного взгляда, я отвернулся и вновь встретился с безжизненными глазами старца: серые и глубокие, словно омут, они поглотили меня, заставив вздрогнуть от ужаса. Мне показалось, будто внутри меня что-то протиснулось горячей сталью невидимого меча, и все мысли открылись проклятому и его странному животному.
— Когда это было? — последовал вопрос и его голос вновь был спокойным.
— Вчера, или… может сегодня, — я на миг растерялся, не зная что ответить. — Мне трудно сказать…
Лицо старика откликнулось из-за идеальной глади зеркала нескрываемой печалью. Его молодой собрат стал медленно удаляться, исчезая в полумраке комнаты: лицо закрыли дрожащие от волнения руки, а клочок бумаги упав на каменный пол укатился под резную скамью, на которой сидел Ша.
Мой взгляд в очередной раз коснулся ледяной поверхности. На этот раз из-под толстого слоя пыли взирало лицо юноши, мое собственное лицо; слегка исхудавшее, чумазое, с запекшимися от крови губами.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Переправа слепого Езефа
Многие кто видел боль и страдания душеприказчиков перед смертью, утверждают, что и в последующей жизни их ожидают подобные, а возможно, и более ужасные муки. Малокровие или нервное истощение — это самое безобидное чем может быть омрачена хрупкая жизнь проклятых; неисполненная воля умершего — вот та ужасная напасть, которая может преследовать их веками. И не будет им нигде покоя — изнывая от тоски и одиночества, они закончат свой недолгий век, и до последнего вздоха будут пытаться исполнить возложенное на них слово.
Но эта ли высшая форма страдания?
Оказывается, что нет. Отдаленные дороги, заброшенные деревни и опустевшие после великого мора города стали надежными пристанищами безликих призраков, тех, кто в своей недолгой жизни так и не смог выполнить последнюю волю умершего…
…Я уныло брел следом за проклятым, безразлично взирая на каменные остовы памятников и забытых всеми надгробий; Ша едва поспевал за мной.
Затянутое серой пеленой небо видимо уже очень давно не видело ласкающих лучей летнего солнца. Сейчас, я без всякого страха вглядывался в надписи на почерневших от времени крестах, и равнодушно переступая через могилы, пытался представить, сколько же поколений покоятся на этих бескрайних просторах.
Проклятый не обращая на меня внимания, выглядел мрачнее тучи.
— Постой, а ну постой! — не выдержав, я внезапно остановился, не желая продолжать это бессмысленное путешествие.
— Это твое дело! Можешь оставаться здесь сколько хочешь!
— Очешь! — прошептал Ша, на плече хозяина.
Проклятый, не собираясь меня слушать, не сбавляя шаг, скрылся за одним из склепов.
— Постой! — внезапно спохватился я.
Ужасно не хотелось оставаться здесь одному из-за собственной заносчивости.