Душеспасительная беседа
Шрифт:
— Да, я был страшным силачом! — спокойно подтвердил сверхдед. — И, откровенно говоря, любил подраться!..
Надежда Петровна замотала головой, очки свалились с ее носа. Поймав их на лету, она сказала, возмущенная до глубины души:
– Иван Сергеевич, ну к чему вся эта откровенность?!
— А с кем ты дрался, сверхдед? — допытывался Тошка.
— Однажды казака за чуб с лошади стащил! Другие казаки так над ним смеялись, что не заметили, как наша рабочая братва разбежалась с маевки, — так никого из наших и не схватили. А потом еще мы стенка на стенку сходились.
– Это как — стенка на стенку, сверхдед?
— А так! Наша, улица была Заовражная, она своих бойцов выставляла на кулаках драться, а просто Овражная—
— Это как надо понимать — зубным тычком?
— А так! Ткнет кулаком — прощайся с зубами. Его так и звали: «Филька — прощай зубы». Вышел я против него, он ткнул, а я, не будь дурак, отвернулся да как дал ему справа в. ухо — он с катушек долой!
— Это называется хук справа! — сказал Тошка.
— Хук называется иди фук - это не имеет значения, а вот что после моего хука-фука Филька три недели в больнице пролежал - вот это значение имеет!
— Сверхдед, покажи, как ты этому Фильке дал фука справа! — не помня себя от радости и восхищения, взмолился Тошка.
— Ладно! Становись в позицию и сделай вроде как бы зубной тычок мне! — скомандовал сверхдед.
— Иван Сергеевич, прекратите! — Надежда Петровна вскочила с дивана, встала рядом с сыном, вся красная и трепещущая от гнева.
Но старый и малый ее не слушали. Тошка «сделал тычок», сверхдед замахнулся, широко отведя руку в сторону, задел этажерку, на которой стояли фарфоровые фигурки, они упали на пол и разбились. Надежда Петровна с криком выбежала из комнаты.
...Возвращались домой молча: впереди — мать, сзади — отец и сын Макаровы. Отец крепко держал сына за левую руку, правой Тошка непрерывно крутил в воздухе, — видимо, репетировал на ходу «фук справа», показанный ему сверхдедом. Повторенье — мать ученья!
Человек предполагает...
У стеклянного барьера в сберегательной кассе, слегка согнувшись и непринужденно выставив для всеобщего обозрения толстый зад, стоит представительный мужчина. Он хорошо одет, элегантно лысоват - со лба.
Мужчина оформляет «вклад на предъявителя». Тайна вкладов, как известно, охраняется законом, но я, как автор рассказа, знающий про своих героев всю их подноготную, нахожусь как бы вне закона. Я знаю, «кто есть кто». Могу и вам - по секрету! — шепнуть, что представительный вкладчик - деятель торгово-снабженческой сферы, фамилия его Зубчиков, инициалы - С. С.
Деньги - не очень крупные, — которые С. С. Зубчиков сейчас оформляет в качестве вклада на предъявителя, нечестные и нечистые, они прилипли к его рукам в результате хитроумных комбинаций и тонких манипуляций, таких, когда по бухгалтерскому учету все цифры вроде бы и сходятся, но реальные товарные ценности тем не менее уже превратились в миф, в нечто неуловимо-призрачное, в этакое «ищи-свищи», упорхнувшее куда-то, подобно птичке, выпущенной на голубую волю неизвестным доброхотом.
С. С. Зубчиков смотрит на хорошенькую сотрудницу сберкассы (ее фамилию можно прочитать на барьерной табличке - Цаплина Софья Павловна), неторопливо делающую свою работу, и, ласково поглаживая импортный портфель-чемоданчик, в котором покоятся благоуворованные кредитки, думает... О чем?
Как автор рассказа, я знаю и это!
«Не идет ей эта фамилия - Цаплина, она скорее уж на зяблика похожа. Миленькая мордашечка какая!... Давай, давай, зяблик, пошевеливайся!.. Куда сберкнижку спрятать - вот проблема! Самое удобное место, пожалуй, книжный шкаф в моей комнате... Суну ее в одного из классиков - пусть полежит, пока не понадобится... Наталья в шкаф не полезет, она ничего не читает... Пыль я сам вытираю... Петька тоже туда нос не сует - он, кроме своих детективов, ничего не признает... В Бальзака можно, например, сунуть сберкнижку, этот Оноре много томов накатал, в один из последних и суну... Только надо будет обязательно записать,
– Деньги приготовили, гражданин? — мило улыбаясь, сказала вдруг Цаплина Софья Петровна.
С. С. Зубчиков вздрогнул, оглянулся и стал нервно расстегивать свой портфель-чемоданчик.
Деньги пересчитаны и сданы, сберкнижка на предъявителя получена и спрятана в карман на грудь. С. С. Зубчиков выходит из неуютного помещения сберкассы на солнечную, веселую улицу. Он уже спокоен, в голове у него роятся новые коммерческие планы, и снова обуревают его комбинаторские страсти. Он вполне уверен в себе и доволен жизнью. И тут на улице к С. С. Зубчикову... подошла его супруга Наталья Степановна, женщина зычная, могучего телосложения и прямолинейного мышления.
– Наконец-то я тебя выследила, негодяй! — с омерзением сказала Наталья Степановна противным вибрирующим контральто.
– Какая милая встреча! — пролепетал С. С. Зубчиков.
– Отвечай: что ты делал в сберкассе?! Впрочем, я и так знаю! Ты положил деньги на книжку своей Аньки, этой рыжей кошки, которую я, жива не буду...
– Тиш-ше!.. Какая Анька?! Я получил премию и хотел сделать тебе сюрприз - подарить тебе сберкнижку на предъявителя... ко дню рождения.
– Мой день рождения в декабре, а сейчас май, мерзавец!
– Тиш-ше, ради бога!.. Я хотел заранее... Наталья, ради бога, не скандаль на улице. За мной сле... то есть на нас смотрят. Пойдем домой и там, если хочешь, можешь меня даже побить!..
— Давай сюда книжку!
– Тиш-ше!.. Пожалуйста! И пойдем скорей!
Наталья Степановна спрятала сберкнижку на предъявителя в свою объемистую белую, с жестяными застежками, сумку, крепко взяла С. С. Зубчикова под руку, и супруги пошли, воркуя на ходу, домой.
Наш мальчик плачет