Два брата (др. ред.)
Шрифт:
На следующее утро Марков покинул гостиницу и, провожаемый насмешливыми взглядами хозяина и слуг, зашагал по грязной дороге.
Продолжать путь на Франкфурт не было смысла. Егор повернул на север, к Штеттину.
Хорошо еще, что за время поездки с царевичем Марков не упускал случая усовершенствовать свои познания в немецком языке; теперь он мог объясняться, расспрашивать о дороге.
Просить милостыню Егор не хотел. Высмотрев дом побогаче, он стучал в дверь. Вышедшему на стук бюргеру или хозяйке предлагал свои услуги.
— Могу починить часы, — объяснял
Если не находилось работы по механической части, Егор брался наколоть дров, вычистить колодец; он не брезговал никакой трудной или грязной работой.
За труд его кормили, давали ночлег. Проработав три дня у кузнеца, Егор получил сильно поношенную, но теплую куртку: ведь его бросили в одном кафтане, а уже наступил ноябрь, начинало подмораживать.
Не падая духом, не унывая, когда целый день приходилось шагать с пустым желудком, Егор Марков неуклонно продвигался к северу.
Через тринадцать дней, усталый, но бодрый, Марков добрался до Штеттина.
Глава II
ПОГОНЯ ЗА ЦАРЕМ
Город Штеттин, важный торговый порт на берегу Балтийского моря, был одним из крупнейших городов Померании, онемеченного славянского Поморья, и в старину назывался Щетин. Этим лакомым кусочком стремились завладеть многие. Сильно укрепленный, Штеттин после трехмесячной осады был отвоеван у шведов русской армией под начальством Меншикова. Это произошло осенью 1713 года. Завоеванный город Петр отдал в управление прусскому королю, своему новому союзнику.
Егор Марков надеялся получить в Штеттине средства как можно скорее добраться до царя. Ему пришлось на деле увидеть «добрые чувства» прусских союзников.
Маркову, в его рваной куртке и разбитых сапогах, не удалось добиться приема у прусского губернатора. Пришлось объясняться с одним из адъютантов — надменным юным офицером.
Презрительно выпятив нижнюю губу и поигрывая хлыстиком, офицер рассматривал Маркова.
— И, следовательно, вы пытаетесь меня уверить, что вы отстали от свиты русского кронпринца? Весьма неправдоподобная история!
Егор не хотел позорить достоинство наследника русского престола и не стал рассказывать об истинной причине своих бедствий. Он выдумал историю о том, как он заболел и был оставлен в Мариентале.
— Ваш вид совершенно противоречит всем вашим утверждениям!
— Но я был ограблен в дороге, когда догонял поезд царевича!
— Те-те-те! Рассказывайте такие басни более наивным людям! Вы отняли у меня слишком много дорогого времени. Можете идти.
— Значит, вы не хотите помочь мне добраться до государя?
— Это ваше личное дело. — Офицер равнодушно наклонился над бумагами. Стук отворяемой двери заставил его поднять голову. — Кстати, идет ваш компатриот, [173] объясняйтесь с ним.
Марков повернулся и радостно закричал:
— Кирилл!
— Егорша! — ответил вошедший, и двое русских, нежданно встретившись на чужбине, крепко
Немецкий офицер обалдело смотрел на них; по лицу его расплылась сладенькая улыбочка.
— Герр Воскресенский, я вижу, что этот господин, с которым я, признаюсь, обошелся не вполне учтиво, в самом деле тот, за кого он себя выдает?
173
Компатриот — соотечественник.
— Не знаю, как вы с ним обошлись, но Егор Марков действительно механикус царя Петра Алексеевича.
— Герр Марков, очень прошу прощения. Ваша внешность… Прусская администрация примет решительно все меры.
Егору невмочь стало смотреть на льстиво улыбающееся лицо адъютанта, и он повернулся к нему спиной.
— Кирюша! Идем отсюда, ради бога…
Выйдя на улицу, Марков облегченно вздохнул:
— Ф-фу… Противно! Точно медом тебя мажут.
— Слушай-ка, Егорша, а ведь ты сам на себя не похож, — озабоченно сказал Воскресенский. — Глаза голодные, одежда рваная. В толк не могу взять, что с тобой могло приключиться?
— А это преудивительная история, — ответил Марков и рассказал о предательском поступке Алексея.
Воскресенский страшно возмутился:
— Это же прямое злодейство! Да, впрочем, чего хорошего от царевича ожидать? — Кирилл презрительно пожал плечами. — Ладно, не горюй, Егорша! За то бога моли, что до смерти не опоили. А теперь все твои беды позади. Первая у нас забота — одеть тебя, чтобы немки не пугались. А вторая будет общая: как государя разыскать. Я ведь к его величеству курьером от Апраксина.
— Слышно, Петр Алексеевич в Копенгагене?
— Хорошо, кабы так, а боюсь, что и там его не застанем. Дел-то у него, знаешь?
Сомнения Кирилла Воскресенского были вполне обоснованны: при множестве политических и военных замыслов царь Петр то и дело переезжал из страны в страну.
Кирилл Воскресенский и Егор Марков устроились на рыбачьем судне, отправлявшемся в Зунд. [174] Плавание было долгим: на всех подходящих для ловли местах рыбаки задерживались, стояли день-два… Измученные двухнедельным бездействием, два друга с радостью увидели южный берег Зеландии.
174
3унд — один из проливов, соединяющих Балтийское и Северное моря.
Твердая почва качалась под ногами Егора, когда путешественники наконец оставили баржу.
Кирилл рассмеялся:
— Эк тебя шатает, словно пьяного. Сразу видать, что моря не нюхивал. Да это скоро пройдет. А теперь — лошадей, и в Копенгаген!
В первой же деревушке путники разыскали трактир, пообедали, заказали лошадей. Велико было их удивление, когда вместо ямщика в комнату вошел офицер с четырьмя солдатами.
— Вы арестованы! — объявил он на плохом немецком языке.
Воскресенский вспылил: