Два брата - две судьбы
Шрифт:
Дежурная охрана менялась посменно, и в дверной глазок за заключенными велся постоянный надзор. Если кто-либо нарушал порядок, появлялся охранник…
Я получил место в углу рядом с очень симпатичным пожилым человеком. Вскоре близко с ним сошелся. Чувствовалось, что человек он талантливый, много в жизни повидавший и переживший. Он был умен, проницателен и эрудит.
Мне надо было акклиматизироваться в новой обстановке. Настроение у меня было довольно бодрое, хотя что-то подспудно беспокоило. Я понимал, что в основном все идет хорошо, я — у своих, и это — главное. Самое страшное позади, по не сомневался, что меня еще ждут серьезные испытания. Я знал:
Всегда и повсюду ты следуй Закону, Где совесть — Верховный судья!
Всплыли картины пережитого… Сколько же раз мне удавалось вырываться из фашистской неволи?
Первый раз — когда нас троих расстреливали за сельским огородом, второй — из александрийского лагеря, третий — с днепропетровской биржи труда, четвертый — в Днепропетровске при разгрузке на вокзале состава с продуктами, пятый — из кировоградского лагеря смерти, шестой — из днепродзержинского госпиталя, седьмой — из роты Бёрша, восьмой — из военного эшелона на территории Венгрии, девятый и десятый — в Латвии из тайной полевой полиции, одиннадцатый — из войсковой части города Лисса, двенадцатый — из Познаньской школы переводчиков. Двенадцать!.. Каждый побег был — испытание характера, воли, требовал колоссальных затрат физических и духовных сил.
Возможно, кто-нибудь из читателей скажет, что я был удачлив. Отвечу: возможно, я был удачлив. Но удача сопутствует тому, кто не теряет головы, не опускает рук в самых экстремальных ситуациях, кто, трезво оценивая обстановку, проявляет смелость и дерзость, находя единственно правильный выход из самых безвыходных положений.
Четыре года жизни в постоянном нервном напряжении, с петлей, так сказать, на шее…
Оперативные сведения для Красной армии я передавал через разные каналы связи. В книге четко просматриваются только четыре раза:
1-й раз. В Днепродзержинске, через связного партийного подполья — партийному подполью.
2-й раз. В Румынии, через партизан-десантников.
3-й раз. В Латвии, через Кринку.
4-й раз. Через Смерш, когда я перешел фронт к своим из фашистской разведшколы г. Познань.
Хотелось бы сказать: я делал все, что мог. Пусть после меня придут более способные и сделают больше…
Как я уже упомянул, моим соседом по камере оказался очень симпатичный товарищ. Ганс Хельм был голландцем по отцу, мать его была полькой. Он свободно говорил на польском, французском, норвежском и немецком языках. Всего в жизни добивался сам, без всякой помощи со стороны, занимаясь самообразованием. Он родился в Польше в большой бедной многодетной семье. Отец батрачил, потом открыл небольшую ремесленную мастерскую. Обанкротился. Мать умерла. Осталось шестеро детей. Ганс был старшим. Отец женился вторично, и мачеха заботилась о детях…
Ганс рассказал мне, что покинул Польшу, когда ему было пятнадцать лет. Сначала жил в Париже, затем в Берлине. Три года провел в Норвегии и потом начал странствовать, побывал в Сирии, в Турции, работал портовым грузчиком, разносчиком газет, служил матросом. Побывал на Гаити и на нескольких островах Тихого океана, в Полинезии у папуасов, где часто можно было видеть, как молодая женщина кормила одной грудью ребенка, а другой — поросенка…
Я рассказал Гансу о своей военной судьбе, он проникся ко мне симпатией и сказал,
Оказывается, Ганс был близко знаком с польским разведчиком Леопольдом Треппером, с которым он в детстве жил в местечке Новый Тарг, неподалеку от Закопана, и дружил, а в юности судьба разлучила их на долгие годы… Ганс рассказал мне, что Треппер руководил крупной антифашистской подпольной организацией «Красная капелла». Эта организация имела широкую подпольную сеть в Германии и в разных странах Европы.
Гестапо напало на след «Красной капеллы», запеленговало их радиостанции. Начались аресты, пытки. Процесс, закончившийся расстрелом многих участников этой организации, был заснят немцами в Берлине и широко демонстрировался.
Трепперу удалось узнать, что друг детства тоже связан с антифашистским подпольем; он разыскал его и решил использовать как связного и переводчика. Они встретились в Париже, и Треппер, завербовав его, подключил к одной изолированной секретной группе, которая была заброшена англичанами на территорию оккупированной Франции специально для дезинформации гитлеровцев перед открытием союзниками второго фронта.
Избегая ареста, Треппер, обманув гестаповцев, вышел из-под удара и скрылся, а Ганс Хельм, выполняя его поручение, провел несколько диверсионных актов, заменил засвеченные конспиративные квартиры в Лионе и уехал в Норвегию.
…Прошло несколько дней. Одних заключенных куда-то уводили, их места занимали вновь прибывшие. В минуты отдыха, лежа на войлочной подстилке, я был предоставлен самому себе и был поглощен своими мыслями.
Вспоминал мать, братьев, школьных товарищей: Абрамова, Яковлеву, Асмуса, Тилевича… Бориса Королева с Башиловской улицы, соседа по квартире. Он служил в 79-м погранотряде и из Кировограда в июле 41-го года в группе пограничников уехал в Москву, где из чекистов и пограничников формировалась армия Масленникова. Его военной судьбы я тогда не знал…
А мои боевые друзья: Самойленко, Черноляс? Где они сейчас? Живы ли? Вспомнил Илью Брижниченко — пограничника 1-й заставы в городе Рени. Как рассказал мне в лесу около хутора Цеши в Латвии Черноляс, Брижниченко в мае 42-го года выносил из-под Харькова знамя полка, вышел из «котла», был дважды ранен, под Сталинградом охранял главную переправу через Волгу, потом служил при штабе 79-го погранполка до пленения генерал-фельдмаршала Паулюса…
Как в неправдоподобном сне прошли передо мной черноглазая Зоя Кринка, ее мать, ее отец… И Мержиль, и Беата… Вспомнились наши романтические с ней беседы, прогулки по женевскому парку… Сосновский? Все так же мастерил свои манекены или, возможно, уже и женился?..
Сколько встреч, людей, событий, впечатлений… Их хватило бы на десятки книг…
Ганс Хельм, чтобы скоротать время, рассказывал мне прелюбопытнейшие истории, участником которых ему довелось быть. Вот одна из них.
В Норвегии находился завод «тяжелой воды». Этот ценнейший компонент, необходимый для расщепления атома, еще до оккупации гитлеровцами Норвегии решили приобрести англичане. Но оказалось, что эту «тяжелую воду» не так-то просто вывезти: в канистрах она окислялась. Покрывались канистры изнутри и медью, и золотом, и платиной — все безрезультатно. Пришлось изобрести особый, специфический сплав, и после этого, когда окисления не произошло, можно было «тяжелую воду» вывезти в Англию. Немецкая разведка следила за действиями англичан.