Два брата
Шрифт:
— Так куда же?
— Разве надо непременно куда-нибудь?
— А то как же? Не недорослем же быть!
— Не по форме?
— Как это не по форме?
— Так, говорю: не по форме?.. Непременно надо?
Николай остановился и смотрел во все глаза на брата.
— Ты что, Коля, удивляешься так? — тихо спросил Вася.
— Да ты, Вася, чудак… Не сердись, голубчик, а ты чудак какой-то стал… Ведь надо же кончить курс!
— А ты почем знаешь, что надо?.. Как для кого!
Старший брат совсем был изумлен.
— Я думаю, для всякого.
— Это
— Как людей морочить?
— Очень просто, как людей морочат… Мало ли морочат… А я не хочу…
— Ты какими-то загадками, Вася, говоришь… С папой говорил?
— Нет еще. Придет время — скажу!
— Это уж не Лаврентьев ли тебя первобытности учит?
— Ты, Коля, Лаврентьева не знаешь, так зачем ты смеешься? Лаврентьев — чудеснейший человек… Ты посмотри, как мужики его уважают… Он, брат, хоть и без диплома, а по совести живет… человека не теснит… Да ты, Коля, не сердись, пожалуйста… когда-нибудь, может, поговорим, а теперь не расспрашивай.
Он замолчал. Потом, как бы спохватившись, продолжал:
— А ты с Лаврентьевым познакомься. Сам увидишь. Он тоже желает с тобой познакомиться. Статья твоя ему понравилась… Он тебе может много сведений сообщить… Он жизнь-то крестьянскую знает…
Это известие произвело на Николая приятное впечатление. Ему было лестно, что статья понравилась Лаврентьеву.
— А тебе понравилась?
— Понравилась и мне… только… ну, да не теперь… Я на нее заметку написал, — прибавил Вася конфузливо. — После покажу… Так написал… для себя…
— Я познакомлюсь с Лаврентьевым. Сведи меня к нему.
— Отлично! — обрадовался Вася. — Ты увидишь, какой Лаврентьев.
— Ты, кажется, влюблен в него?
— Люблю… да его все любят. Один Кузька не любит. Собирается его извести. Только шалишь, брат!
— Какой Кузька?
— А живодер здешний… Кривошейнов.
Николай продолжал свой туалет. Вася внимательно оглядывал брата и заметил:
— Франт-то ты какой, Коля!
Старший брат вдруг вспыхнул.
— А по-твоему, надо неряхой быть?
— Да я так… Ты не сердись, брат.
— Я и не сержусь…
— То-то, а я было подумал…
Николай протянул руку.
— Ах, Васюк, Васюк, голубчик, кроткая ты душа! Не сердись и ты на меня… Ведь я расспрашивал тебя, как брат… не желая оскорбить…
— Что ты, что ты, Коля! Да разве я обиделся? За что? — повторял он, крепко пожимая брату руку. — Я после тебе все расскажу, на каком основании я никуда не хочу… Ты умный, ты должен понять… Всякий по-своему… Вот если б я умел писать, как ты, то знаешь, что бы я сделал?
— Что бы ты сделал?
— Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут… Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! — прошептал задумчиво Вася.
— Это всем хорошо известно, Вася.
— Нет, не говори. А, впрочем, тем
«Странный брат какой!» — промелькнуло в голове у Николая.
Братья несколько времени молчали.
— Послушай, Вася, скоро Леночкина свадьба?
— Елены Ивановны? — поправил Вася.
При этом бледное лицо его вспыхнуло ярким румянцем.
— Ну да…
— Осенью, кажется… А что?
— Так спросил. Тоже старые приятели. А отец ее?
— Обыкновенно что: исправник, как и был! Еще папа его немного в страхе держит, а то…
— А Смирновых видел?
— Видел… Такая сорока, так и стрекочет, а барышни все об адвокатах да о литераторах… Слышал, как они маме в уши визжали! Ты хочешь с ними знакомиться?
— А по-твоему не стоит?
— Не стоит. Болтуньи! Все эдак больше о возвышенности, а землю по десяти рублей сдают… Шельмы!
— Ты, однако, брат, сильно. Говорят, Смирнова умная женщина.
— Да кому от ума-то ее прок? — добродушно возразил Вася. — Вот и Бежецкий твой умный, а сам же ты говорил, на что пошел его ум… на мамону [5] !
— Философ ты, как погляжу. Стоик [6] ! — заметил Николай, надевая жакетку.
Он был совсем готов. Свежий, красивый, в хорошо сшитом костюме, он глядел таким молодцом, что Вася, любуясь братом, воскликнул:
5
Мамона — у некоторых древних народов бог богатства и наживы.
6
Стоик — человек, терпеливо переносящий жизненные испытания. Так называли последователей одного из философских учений Древней Греции, утверждавших внутреннюю независимость я неколебимость человеческой личности.
— И какой же ты, Коля, красавец!
Брат улыбнулся своей привлекательной улыбкой.
— Вещи твои убрать?
— Авдотья уберет.
— Все равно… Теперь мне нечего делать… я уберу.
— Ну, давай вместе.
Они принялись выкладывать платье, белье и книги из большого чемодана. Вася внимательно разглядывал книги и две из них отложил.
— Можно почитать?
— Разумеется… Ты что выбрал? — полюбопытствовал брат.
Вася назвал заглавия.
Николай шутя погрозил пальцем.
— Ишь к чему тебя тянет! — протянул он. — Смотри, Вася, с ружьем осторожнее: заряжено… Думал дорогой что-нибудь подстрелить… Дичи теперь, я думаю, много?
— Есть… намедни куропаток видел!
— А ты по-прежнему не любишь охоты?
— Нет. К чему я буду божью тварь убивать… потехи ради.
— Тогда и мясо есть не следует?
— Ну, это другое дело. А, впрочем, пожалуй, что и не следует! — заметил Вася. — Я думаю об этом.
— А пока ешь?
— Ем.
Николай рассмеялся.