Два часа до конца света
Шрифт:
— То есть, — не без удовольствия заключил доктор, — шанс всё-таки есть?
Выдержав паузу, Могилевич дружелюбно улыбнулся.
— Оставьте это дружище. Вы, конечно, понравитесь Софье, но вы вряд ли понравитесь её жене.
Подошла Маргарита с двумя стаканчиками дымящегося кофе в руках.
— Вот, господа, двойная порция растворимого эспрессо, — объявила она, ставя перед мужчинами напитки.
— Очень любезно с вашей стороны, Маргарита, — Антон вежливо кивнул головой.
Лебедев выглядел до крайности сконфуженным. Взяв свой кофе, он коротко поблагодарил
— Честно говоря, — призналась сотрудница, вновь усаживаясь за стол, — я думала вы взорвётесь там, допрашивая старика.
— Глупости, — отмахнулся детектив, сдувая пар с напитка, — он напомнил мне моего деда. Тот же случай. Всю жизнь проработал смотрителем железнодорожной станции, а после развала СССР стал смотреть на всех как на отходы 682-го. Это грустно, если так подумать. Отдать свою жизнь одному государству, а доживать её остатки в другом.
— Да, не весело.
— А где же ваш кофе?
— Не хочу. Я выпила две банки энергетика, пока стояла у мониторов, в кабинете охраны.
Допив залпом остатки кофе, Могилевич достал ручку и вернулся к заметкам. Разбираясь в косых линиях собственного почерка, он ловил на фоне мыслительного потока изречения своего наставника. Тот часто говорил о важности еды.
— Запомни, Антон! Оказавшись в трудной ситуации, не забудь поесть. Это кажется банальным, но, поверь, голова работает значительно лучше, а душевное состояние крепнет, когда ты не голоден. Стоит закинуть что-нибудь в желудок, и туман перед глазами рассеивается. Пыль слетает с извилин, а в сознании воцаряется штиль.
Прошло уже семь лет со смерти учителя, а его слова всё так же звучали в голове детектива.
***
Комплекс «Рост», центральный вход, 08:00
Ведущий исследователь паранормальных явлений Владимир Марш был очень ценным сотрудником, несмотря на свои недостатки. Будучи в прошлом хирургом, он отлично справлялся в задачах на скорость, принимая не совсем уставные, часто радикальные, решения, тем не менее, приносивших пользу. В крайнем случае, если не пользуешься, то хотя бы хороший материал для дальнейших исследований. Лучше него, пожалуй, работал только Оганян. Его армянская смекалка могла устроить зону содержания чему угодно, практически из камней и палок. В условиях низкого финансирования, эту черту было сложно переоценить.
И вот теперь, одиннадцатого числа, Владимир сидит на траве, уставившись на старый советский завод, и чувствует собственной задницей исходившие из недр комплекса вибрации. Позади него раскинулись палатки, в которых бойцы соревновались в негласной олимпиаде по громкости храпа. Побеждал, конечно же, командир Усачёв.
Всматриваясь в который раз в чернеющие окна зданий, он задавался вопросом, — что же стало с той девушкой? Откуда и за кем она шла в это опасное место? И этот пацан. Кто он? Если это такой же тауматург, тогда почему выглядит как
Где-то раздался стук. Это Аврора, проснувшись, покинула фургон оперативников. Побродив по пустырю, она вскоре присела рядом с доктором, потирая заспанные глаза.
— Доброе утро, — зевнула Измайлова, — вы совсем не спали?
— Нет, — отозвался Марш, машинально срывая траву, влажную от росы, — сигареты кончились. Хочу курить, вот и не могу заснуть.
Это была ложь. Абсолютно ненужное враньё. Владимир не мог уснуть потому что уже целую неделю не пил. Если бы не инцидент, он бы уже ползал по своей квартире в невменяемом состоянии. Либо же валялся в коридоре в луже собственной рвоты. Теперь же его отравленный организм испытывал самую настоящую ломку.
— Смотрится внушительно, да? — Аврора кивнула в сторону комплекса.
— Да, — задумчиво протянул Марш, — выглядит зрелищно.
— Думаете, это Таумиэль? Правило коробки говорит, что это должен быть именно он.
Марш ухмыльнулся.
— Правило коробки, значит? Наверное.
Отведя взгляд от завода, ассистентка внимательно посмотрела на Владимира.
— Вы в порядке?
Марш молча пожал плечами. Поднявшись на ноги, девушка на минуту отошла обратно к фургону. Порывшись в бардачке, она вытащила оттуда пачку папирос. Скинув помятый халат, она осталась в цветастой майке и джинсах. Вернувшись к доктору, Аврора протянула ему курево.
— Беломорканал? — Удивлённо произнёс Марш, принимая пачку из рук сотрудницы. — Надеюсь, это не ваше.
— Конечно нет, — посмеялась Аврора, усаживаясь на траву, — это, кажется, Усачёва.
— Да, мужик он крепкий, — заметил доктор, поджигая папиросу. — Тьфу ты, какая же гадость.
Сделав несколько затяжек, он указал пальцем на предплечье Авроры.
— Хорошая татуировка. Что означает?
Смахнув растрёпанные белокурые волосы с лица, девушка приподняла рукав футболки, открывая виду изображение змеи.
— Да так. — С легкомысленным тоном ответила она. — Ничего особенного. Меня отец в детстве звал гадюкой. Когда он умер, я решила набить эту змею на память.
— Он, кажется, работал у нас.
— Было дело. Такие вещи сложно скрывать от семьи. Так что я лет с двадцати начала понимать, что должна работать в Фонде.
Сделав ещё затяжку, Марш запрокинул голову и выдохнул облако едкого дыма.
— Ваш отец умер при исполнении?
— Да нет. Обычный инфаркт.
— В девяносто четвёртом году, вы кажется, обмолвились ранее.
— Да, а что?
— Просто интересуюсь. Надо же знать, с какими людьми работаешь.
— Согласна.
Заведя руки за голову, Аврора откинулась на траву.
Тяжёлые кучевые облака плыли по небу, подсвечиваемые лучами утреннего солнца. Лес, окружавший комплекс с левой стороны, шумел в порывах ветра.
В палатках начиналась возня. Павел Усачёв, позволив бойцам поспать на полчаса подольше, принялся будить отряд.
— Подъём! — Громкий голос командира доносился до ушей Марша. — Стычкин, тебя не касается, можешь сопеть дальше.