Два дня и три ночи
Шрифт:
– Ну… хорошо. Но вы кое о чем забыли.
– Я всегда кое о чем забываю. Что на этот раз?
– Гарри. Что вы сделаете с ним? Он же может все рассказать.
– Гарри исчезнет. Так же, как часовой, который стоял у ворот. Я обезвредил его по дороге сюда.
В ее глазах опять появилась характерная смесь испуга и отвращения. Но я решил не обращать на это внимания. Я завернул на своей рубашке левый рукав и лезвием сделал небольшой надрез на внешней стороне предплечья. Образовавшаяся ранка была не слишком глубока, но кровоточила достаточно, чтобы я мог подкрасить острие
Дождь уже перестал, ветер успокоился, зато туман еще больше сгустился, а температура упала до нуля. Вот она, золотая шотландская осень, во всей своей красе. Мы нашли место над пропастью, где я оставил первый карабин. Я без боязни использовал фонарик, но разговаривали мы очень тихо. Еще по дороге я объяснил Сьюзан, что при таком тумане из замка нас никто не увидит, даже если воспользоваться мощным биноклем, зато звук в тумане ведет себя странно: бывает, что в двух шагах ничего не слышно, а за сто пятьдесят метров можно свободно слушать чужие разговоры.
На всякий случай я уложил Гарри на землю, животом вниз (если сегодня кто-нибудь все же столкнет меня в пропасть, пусть это будет лучше не Гарри, а мой знакомый козел), – и стал подправлять декорацию. На самом краю обрыва я потоптался каблуками и поерзал прикладом карабина по мокрой земле – следы оставались очень четкие и эффектные. Штык стражника, стоявшего у ворот, я вонзил в землю, а штык Гарри положил в траву так, чтобы окровавленное лезвие театрально торчало острием вверх. Потом я разлил кругом виски и водрузил пустую бутылку в центре композиции, теперь она стала новым убедительным аргументом в поддержку антиалкогольной кампании.
– Ну и что здесь, по-вашему, произошло? – спросил я у Сьюзан.
– Это очевидно. Пьяная драка. Оба поскользнулись на влажной траве и упали в пропасть.
– А что вы слышали этой ночью?
– Двое мужчин громко кричали в холле. Я вышла из своей комнаты. Они ссорились. Один из них сказал: «Гарри, сейчас твоя очередь». На что Гарри ответил: «Нет, давай выйдем вдвоем, и я покажу тебе, кто из нас настоящий мужчина». Потом последовал поток ругательств, которые я не могу повторить. Потом они пошли во двор, а я вернулась в свою комнату.
– Замечательно. Именно так все и было.
Сьюзан шла за нами до самого подножья ущелья, где я оставил своего первого пленника. Он все еще дышал. Естественно, носом. Я обвязал обоих нерадивых часовых вокруг талии, оставив между ними промежуток около метра, и взял конец шнура в руку. Опытный альпинист сам обвязался бы этим шнуром, но моя ситуация была уникальной: я должен был проассистировать двум альпинистам-эксцентрикам, которые, надеясь попасть в книгу рекордов Гиннеса, решили спуститься по крутой узенькой тропинке (слева – пропасть, справа – отвесная скала) с руками, привязанными к плечам.
– Ну что ж, спасибо, Сьюзан, – сказал я на прощанье. – Вы очень помогли мне. Теперь ложитесь в постель. Но, пожалуйста, не принимайте снотворное. Будет
– Я хочу, чтобы завтра наступило побыстрее. Я сделаю все как надо. Вы мне верите?
– Конечно, Сьюзан.
Она смотрела на меня, нервно ломая пальцы.
– Я хотела сказать… Ведь вы могли сбросить этих людей в море… И могли поранить Гарри, а не себя… Простите меня за все, что я вам наговорила… Вы делаете только то, что действительно необходимо… Вы настоящий… Вы – чудо!
– Рано или поздно в этом убеждается каждый, – ответил я не совсем скромно.
Не услышав моей реплики, она растворилась в тумане. Мне было очень жаль, что я не мог разделить ее точку зрения относительно тайного агента Кэлверта. Кэлверт был старым, усталым человеком, и ему уже ничего не хотелось в этой жизни. Разве что поучаствовать в спуске с отвесной скалы не только без страховки, но будучи самому страховкой для двоих уголовников. Я несколько аз лягнул их, заставляя подняться. Это слегка улучшило мое настроение.
Мы медленно спускались по полному опасности ущелью. Я шел последним, держа в левой руке фонарь, а в правой зажав конец веревки, которой были связаны мои случайные попутчики. А действительно, почему я пустил кровь самому себе, а не подонку Гарри? В конце концов, ведь это его кровь, по сценарию, должна быть на штыке.
– Ну, как прогулка? Получили удовольствие? – галантно спросил Хатчисон, и, надеюсь, в его голосе не было издевки.
– Во всяком случае было много интересных встреч и событий. Жаль, что вы не могли отправиться со мной. Вам бы понравилось.
Моряк не ответил. Он вел «Огненный крест» сквозь туман и темноту.
– Вы можете открыть мне секрет? – спросил я. – Каким образом вы вычислили положение корабля, чтобы возвратиться точно к молу? Полночи вы мотались по морю, не имея ни одного ориентира, в тумане, в неразберихе течений, волн и так далее… И, несмотря на это, вы появляетесь точно в назначенном месте в точно назначенное время. Не понимаю, как вам это удается?
– Ну, вообще-то у меня неплохо развиты навигационные способности, Кэлверт. Еще у меня есть карта с обозначенными глубинами. Если вы посмотрите на эту карту, то увидите: вот здесь, к западу от острова, есть мель. Расставшись с вами, я пошел навстречу ветру и течению, пока мы не оказались над мелью. Там я бросил якорь. Ну, а за пять минут до нашей встречи я поднял якорь и позволил ветру и течению вернуть меня в назначенное место. Это же так просто.
– Действительно, просто. Я даже разочарован.
– Вот видите, всегда интересней не открывать тайны до конца.
– Я надеюсь, вы не имеете в виду тайну «Нантесвилля»?
– О нет, ни в коем случае. Эта тайна стоит слишком дорого, чтобы остаться нераскрытой. Куда плывем?
– А дед Артур вам ничего не сказал?
– Вы недооцениваете адмирала. Он сказал мне, что никогда не вмешивается в ваши действия во время проведения… как он это назвал… полевых операций. Он объяснил принципы вашего взаимодействия. «Я – координирую, – сказал он, – Кэлверт – реализует».