Два дня и три ночи
Шрифт:
Я вышел на палубу с автоматом в руках. Если в прошлый раз пираты предстали передо мной в замедленной съемке, то сейчас это был стоп-кадр: наше появление, столь неэстетичное, все же произвело на них сильное впечатление, поскольку все они замерли на своих местах.
Мы прервали производственный процесс в момент перегрузки ящиков: двое держали ящик на палубе, чуть дальше третий поднял руки, чтобы принять единственный, по замыслу режиссера, движущийся в этой сцене предмет – ящик, раскачивающийся на тросе подъемника. Четвертый, окаменевший тип, обслуживающий подъемник, был не похож на
Слева за операцией надзирал капитан Стикс. Рядом с ним стояли Долльманн и Лаворский. Это был великий день – завершение их блестящего, их грандиозного плана. Каждый чувствовал себя как минимум Наполеоном, взирающим на коленопреклоненную Москву. Они лично контролировали все работы, их интересовало все.
Меня же, в первую очередь, интересовало это трио. Я продвинулся по палубе вперед, чтобы иметь большее поле обстрела и продемонстрировать этим господам, что они находятся в радиусе действия моего автомата.
– Подойдите все трое, – приказал я. – Капитан Стикс, прошу сказать своим людям, что, если кто-нибудь из них хотя бы шелохнется, первой моей целью будете вы. Я ликвидировал уже четырех бандитов и не очень расстроюсь, если к этому числу прибавятся еще трое. Хотя, честно говоря, такой подлец, как вы, в любом случае заслуживает скорее смерти, что пятнадцатилетнего заключения, как это предусматривает новый закон. А мне не в первой выступать одновременно и в роли суда присяжных, и в роли исполнителя приговора. Вы понимаете меня, капитан?
– Да. – Его голос был серьезен. – Сегодня днем вы убили Квиста.
– Он должен был умереть.
– Он должен был добить вас еще тогда, на «Нантесвилле». В таком случае нам не пришлось бы спешить.
– Зато нам не нужно спешить теперь. Сейчас вы перейдете на палубу «Огненного креста». Один за другим. Сначала вы, Стикс: вы в эту минуту самый ненадежный партнер. Следом – Лаворский. Следом…
– Не двигаться! Не двигаться с места! – услышал я за спиной. Голос был почти бесцветным, но пистолет, вонзившийся в мой позвоночник, говорил сам за себя. – Бросить автомат на палубу!
Я подчинился. Может быть, иногда я и веду себя непрофессионально, но только не в таких случаях. Я поднял обе руки над головой и медленно повернулся.
– Ба! Знакомые все лица! Шарлотта Ставракис! – Самое интересное, что даже в этой ситуации я точно знал, что мне нужно делать. Я – сценарист, режиссер, продюсер и исполнитель, надеюсь, заглавной мужской роли – с удовольствием подыграл своей партнерше по эпизоду. За одну секунду я успел здорово вжиться в свой образ: соблазненный, но покинутый, гневный, но обреченный, юродствующий, но великодушный – о, как был прекрасен в этот момент тайный агент Кэлверт! – Какая встреча! Каким же образом вы оказались здесь, моя дорогая?
Она не сменила костюм и все еще была одета в черный свитер и брюки, но, насквозь промокшие, они уже не выглядели столь опрятно и привлекательно, как это было в момент
– Я выбралась через окно и спряталась в кормовой каюте.
– Великолепно. Жаль только, вы не догадались захватить с собой комплект сухой одежды.
– Погасить прожектор! – приказала она Хатчисону.
– Доставьте даме удовольствие, Тим, – сказал я.
Он исполнил приказание, и все мы еще раз убедились, какую важную роль играют в зрелищах нюансы освещения: теперь преимущество пиратов было полным и окончательным.
– Адмирал, бросьте пистолет в воду, – подал реплику Стикс.
– Придется подчиниться, командир, – посоветовал я.
Дед Артур выполнил требование. Стикс и Лаворский направились в нашу сторону, теперь уже вполне уверенные в себе. Их уверенность имела вполне материальную подоплеку: каждый держал в руках неизвестно откуда взявшееся оружие, и точно так же, только вдобавок улыбаясь, направили в нашу сторону стволы все участники действия.
– Вы заранее знали о нашем нападении, – грустно констатировал я, оценив столь солидную подготовку.
– Конечно, знали, – откровенно веселился Лаворский. – Наша приятельница Шарлотта с точностью до минуты сообщила нам о времени вашего визита. А вы очень грозно смотрелись с автоматом в руках, Кэлверт.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Благодаря Шарлотте, разумеется. Вы совершили ошибку, Кэлверт. Секретный агент не должен быть столь сентиментальным. Впрочем, и мы ошибались, недооценив вас.
– Значит, мадам Ставракис послужила вам своего рода «подсадной уткой»? – Теперь я уже вполне мог позволить себе иронизировать.
– Скорее приманкой. – Лаворский ехидно подхихикивал, а в глазах, а в глазах его горел сладострастный огонек. Наверное, когда сейчас меня начнут четвертовать, он испытает оргазм. – И вы попались на эту приманку, великий агент Кэлверт. Вы проглотили ее вместе с крючком, грузилом, поплавком, леской и даже удилищем. – Судя по всему, в детстве Лаворский увлекался рыбной ловлей. – Прекрасная приманка, Кэлверт, в пикантной упаковке, с целым мешком нарядов для переодевания, среди которых вы не удосужились поискать радиопередатчик и пистолет. Бедный доверчивый Кэлверт! Кстати, этот симпатичный передатчик мы позаимствовали из вашего правого дизеля… Ха-ха! Все это время вы очень веселили нас, Кэлверт! С первой же минуты, как только вы покинули городок, мы знали о каждом вашем движении. Ну что, Кэлверт, говорят, вы неисправимый оптимист? Как вы себя чувствуете теперь?
– Не очень, – буркнул я. – Что вы собираетесь с нами делать?
– О, теперь мы стали пай-мальчиком! Мы наивно спрашиваем, что же с нами сделают эти нехорошие пираты. Угадайте сами, Кэлверт, и мне почему-то кажется, что вы не ошибетесь. Но прежде чем ваша догадка подтвердится, я хотел бы знать, каким образом вы вычислили этот тайник?
– Я не отвечаю бандитам и убийцам.
– Браво, Кэлверт! – умилился Лаворский. – Какая сила духа! В таком случае мы разместим первую пулю в ступне адмирала, вторую – в его лодыжке, третью – в бедре, четвертую…