Два дня на даче

Annotation

Зилов Виктор Дмитриевич

Зилов Виктор Дмитриевич

Два дня на даче

Два дня на даче

Володя

Июльский вечер пятницы в Питере был весьма даже не плох. Знойное закатное солнце, ласкающее лучами обычно обделённый своим вниманием город, погружало его в сладкую негу. Город тихо

урчал от удовольствия многочисленными улицами с сильно поредевшими сейчас прохожими и автомобилями, а бесчисленные окна домов, реки, каналы, пруды и озёра сверкали, искрились, весело перебрасываясь отсветами долгожданного солнца. Птицы от счастья пели как сумасшедшие, а комары, эти дети сырости и темноты, прятались по подвалам, терпеливо ожидая ночи. Вечерняя жара накатывала вязкими волнами, и лень, убаюкивая тело, пеленала этими волнами, обездвиживая, высасывая волю и всякое желание, кроме жажды. Я бы так и лежал в гамаке на нашей открытой мансарде, наблюдая, как Питер тянется тенями, постепенно снизу вверх заполняясь темнотой, но нас с женой пригласили к себе на дачу друзья - Серёга и Наташка Яковлевы. Преодолевая слабость во всех членах, я выбрался из гамака, побрился, и мы, забравшись в машину, отправились за город догонять суровое северное солнце.

Дача находилась на Карельском перешейке в 50 км от города и принадлежала Наташкиным родителям, которые в это время грелись на пляжах Эгейского моря, где у солнца почти никогда не бывает плохого настроения. Езды до дачи было около 40 минут. Сегодня это уже не являлось такой большой проблемой, как например 10 лет назад. За эти годы построили довольно приличную трассу на Приозерск - по две полосы в каждую сторону. Ещё год назад надо было постоять в пробках, чтобы до них доехать, но теперь всё стало гораздо проще и быстрее. Кроме того, на дороге люди начали себя вести более рационально, меньше гоняли, нарушая все мыслимые правила дорожного движения, меньше ездили по обочине, чаще соблюдали оптимальный скоростной режим, да и лишний раз съездить в Питер или даже в ближайший магазин на автомобиле за солью и спичками охотников осталось не много.

Годовщина свадьбы у ребят была сегодня, но отмечать они собрались в субботу, на которую кроме нас пригласили ещё три семейные пары. Мы все были более или менее знакомы, и иногда на даче Яковлевых вместе проводили выходные. В последние годы это стало происходить намного реже. Раньше, чуть ли ни каждые летние выходные кто-то из нашей компании тусил на яковлевской даче. Но теперь все обзавелись своими дачами, и мы попеременно ездили друг к другу в гости. Мы бывали у Яковлевых и на даче Доктора, нашего общего друга.

– Надеюсь, твоя мать не будет пичкать детей своей стряпнёй, а сводит их в ресторан, - недовольно пробурчал я.

Дело в том, что моя тёща абсолютно не умеет готовить. Её всегда спасало то, что тесть, совершенно неприхотливый к еде человек, почти всё своё время отдавал бизнесу. Презрев чревоугодие, их единственная дочь полностью пошла в отца. Но мне, на самом деле, повезло гораздо больше, чем тестю, так как Машина бабушка, испытывавшая угрызения совести за упущения в воспитании дочери, постаралась привить внучке любовь к кухне, что ей с блеском удалось: моя жена великолепно и с удовольствием готовит. В последние лет пятнадцать тестю, правда, стало легче, у них появились весьма приличные деньги, и хорошую еду, они теперь заказывали на дом.

– Ага, я ей сказала, что Димка и Анюта очень хотят сходить в каэфси.

– Какая гадость, - меня передёрнуло, - но это всё равно лучше, чем снадобья твой мамочки.

– Хватит уже издеваться над мамой, - Маша толкнула меня в бок и обиженно надула губки.

– А завтра они что будут делать?

– Днём сходят в зоопарк, отец отвезёт, а потом поедут к родителям на дачу, там закажут ужин из ресторана.

В последнее время тесть стал больше бывать дома, возиться с внуками. Возможно, с возрастом человек начинает правильнее расставлять приоритеты, отдавая всё больше времени семье.

– Давно я говорил твоему отцу, что им надо переехать в загородный дом насовсем, взять прислугу и повара. И нам и твоим родителям было бы лучше.

Но я не услышал, что ответила Маша, потому что меня отвлёк нарастающий гул. Сзади догоняла "десятка" жигули с тонированными стёклами, она стремительно обгоняла нас на высокой скорости. Мой трёхлетний Мерседес GL 350, казалось, с удивлением поймал в зеркало заднего вида мчащуюся "десятку" и пропустил её по левому борту. Стрелка на спидометре стояла на "120" км/ч. Я прибавил газу, но Маша забеспокоилась: "Не связывайся, видишь, как она вся просела под тяжестью людей, стёкла тонированные. Непонятно, кто там".

– Вот урод, но может ты и права, - согласился я, и сбросил скорость.

Тут зазвонил Машин телефон, и она со словами: "Уже Яковлевы звонят" - ответила.

– Да, уже скоро будем. Что купить, фольгу? Ладно, пока-пока. Вова, давай заедем в магазин в посёлке, надо купить фольгу, Наташка просила.

– Ладно. Это всё?

– Вроде бы.

Мы подъехали к магазину, Маша вышла, а я остался в машине. Магазин располагался в новом одноэтажном здании

ярко-жёлтого цвета. Собранная, как детский конструктор из лёгких сэндвич-панелей и стекла, постройка производила впечатление опрятного аккуратного сарайчика. Вокруг толкались дорогие, но безвкусные заборы разнообразных дач, хозяева которых строили их в 90-х, когда удалённость многих живописных мест от цивилизации ещё не была преодолена высоковольтными линиями электропередач и газопроводами низкого давления. Дизельгенераторы и прочие системы автономного энергообеспечения ещё не вошли в моду. Люди строились кучно, рядом с коммуникациями, которых не хватало. В это время в городах вовсю шла уплотнительная жилая застройка, когда новый дом, как новую книгу на переполненную полку, втискивали в сложившийся микрорайон и сажали на уже имеющиеся коммуникации. Покупать еще один шкаф для нескольких новых книг было экономически нецелесообразно, да и денег тогда отчаянно не хватало. Зато теперь в некоторых районах на Карельском перешейке при желании можно строиться и жить вполне себе отдельно от мира и соседей. Если не проведён газ, всегда можно отапливать электричеством, как в соседней Финляндии, а собственная скважина даёт полную свободу в освоении земель бывших колхозов, совхозов, военных частей и полигонов.

Наша дача, построенная на земле бывшего военного полигона, представляла собой обширный, но небольшой по количеству участников дачный кооператив. Землю под дачи по-тихому отрезали не бескорыстные подчинённые славного министра обороны, который, скорее всего, не был в курсе того, что мы устроили эксклюзивный оазис для среднего класса на подведомственных ему землях, когда-то нещадно расстреливаемых из экспериментальных пушек не менее экспериментальными снарядами. У министра, как выяснилось позднее, были более важные дела, по которым его и допрашивали, но как свидетеля. Наш скромный кооперативчик находился в лесу, практически не тронутом цивилизацией, среди высоких сосен и раскидистых елей, представляя собой удивительно уютный уголок. Удалённость от оживлённых автотрасс, воздух, напоённый хвойным духом, располагали к размеренному санаторному отдыху. Но, к сожалению, у дачи имелось два больших недостатка: отсутствие в округе озера и "хороших соседей". Первый недостаток компенсировался путешествиями на машине к дикому берегу небольшого лесного озерца с тёплой прозрачной водой и чистым песчаным берегом. Поездка по наезженной просёлочной дороге, неторопливо петляющей через сосновый лес, перемежающийся не большими делянками, уже начавшими зарастать молоденькими берёзками и осинами, занимала 20 минут. Второй же недостаток никак не лечился. Большинство наших соседей, средненькой руки чиновники, ну или чуть более крупные, чем средненькие бизнесмены местного разлива, не представляли интереса с точки зрения моего бизнеса. При таком окружении нет совершенно никаких шансов построить крепкое будущее с собственным футбольным клубом из какой-нибудь высшей национальной лиги, в качестве вершины "дачно-кооперативной" карьеры. Наверное, по этой причине я не люблю часто бывать на нашей даче, для меня это потеря времени.

Маша, порозовевшая от быстрой ходьбы, открыла дверцу и со своей милой, но иногда казавшейся мне в минуты гнева или плохого настроения, глупой улыбкой, села в машину. Рулон, упакованной в полиэтилен фольги, несколько раз перевернувшись в воздухе, упал на заднее сиденье. Я резко нажал на "газ", и машина рявкнув, сорвалась с места. Где-то через 3 км прямо по ходу движения я увидел полуразрушенную, серого кирпича, пилораму. От уходящей направо дороги, к ней вела короткая аллейка разросшейся черёмухи. Аллея, заканчивалась площадкой с жёлтыми барханами свежих опилок, за которыми серела небольшая одноэтажная лесопилка. По обеим сторонам сгнившей двери, чернели провалы окон, зашитых старым горбылём, смотревшиеся пятаками на глазах мертвеца. Всё здесь наводило на мысль о странной форме жизни, таинственно протекающей внутри, и выдающей наружу только опилки. Пиломатериала и кругляка для распиловки вокруг не было. На площадке перед зданием, стояла та самая, обогнавшая нас "десятка", с открытыми дверями. В багажнике копошился какой-то человек, а рядом стояли шесть условных "таджиков". На самом деле настоящие они таджики, или узбеки, или кавказцы мне было глубоко безразлично, главное, что они не русские, поэтому - "таджики". В системе "свой-чужой" у меня деление идет по линии "свой-таджик". Трое из них были с бородами, и один - в мусульманской шапочке. Все таджики, кроме одного, роющегося в багажнике, долгим тяжелым взглядом проводили нашу машину. Я смотрел на них в зеркало заднего вида. Постояв еще секунд пять, они начали вытаскивать из багажника связанного человека.

– Слушай, это какая-то средняя Азия у нас кругом, - со злостью процедил я сквозь зубы.

– Да брось ты брюзжать, зайка, сейчас к Яковлевым приедем, повеселимся.

– Знаешь что они сделали, когда мы проехали?

– Ну?

– Они вытащили из багажника связанного человека.

– И что? Они вообще живут как в средние века в своем замкнутом мире, ходят в мечети, женятся на пятерых, или сколько им там полагается. Убивают друг дружку, но нам-то не мешают. Оставь ты их.

– Я-то их оставлю, а вот они, похоже, уже к нам присматриваются, и не добро присматриваются.