Два Гавроша
Шрифт:
— Была б Жаннетта жива, она бы вырвалась из самого страшного ада, — со слезами произносит Мари Фашон. — Люсьен ее знает. Она у меня бедовая. Бывало, придет в театр — все вверх дном перевернет.
— Ничего, ничего, вы еще увидите свою дочурку, — заверяет ее дядюшка Жак. — Кстати, вы знаете актрису Лиан Дени? — задает он неожиданный вопрос, и глаза его начинают как-то особенно улыбаться поверх очков.
— Конечно, — отвечает женщина.
— Последнее время что-то о ней ничего не слышно, — заметил старик, словно невзначай.
Мари
— С тех пор как она оставила театр, я ее ни разу не видела.
Гость улыбнулся. Женщина прочла в его глазах одобрение.
— Значит, вы целых четыре года не видели Лиан Дени? — спросил он.
— Четыре года, — подтвердила она.
Это, конечно, было не так. В последний раз Мари Фашон разговаривала с Дени месяц назад в рабочем пригороде. Лиан передала ей для распространения пачку листовок и, познакомив ее с молодым рабочим, сказала: «Впредь будем поддерживать связь через этого товарища».
Дядюшка Жак поблагодарил за угощение и встал. Он несколько раз прошелся по комнате, заложив руки за спину, и вдруг остановился:
— Вы бы хотели ее видеть?
— Кого? — не поняла хозяйка.
— Лиан Дени.
Женщина растерялась. Она не знала, что ответить. А старик ждал ее ответа и с любопытством смотрел на нее.
— Конечно, хотела бы, но ведь говорят… — начала она, путаясь в словах, — за нею, говорят, охотится гестапо. Потом… все знают, что я…
— Понимаю, встреча была бы для вас, особенно здесь, не совсем приятной. Вы боитесь?
— Боюсь. Но не за себя, — поспешно добавила она, снова проникаясь доверием к старику. — За вас, месье Рабу, Мне-то терять нечего.
Дядюшка Жак недовольно покачал головой:
— Разве так можно? «Терять нечего»! Нехорошо. Умереть, мадам Фашон, легче всего. Надо жить! Надо бороться за жизнь. Я о вас многое знаю. Знаю, как вы помогали Лиан Дени, когда она еще до войны давала концерты в пользу бастующих рабочих, видел вас с ней десятого октября у Поля Вайяна-Кутюрье… [10] А сейчас вы — беспартийная, скромная католичка — вместе с ней распространяете коммунистические листовки, нашу «Юма». Вы настоящая француженка. Однако этого мало…
10
10 октября 1940 года у могилы Вайяна-Кутюрье, коммуниста, выдающегося деятеля французского рабочего движения, собралось много парижан. Это была первая открытая демонстрация протеста против гитлеровских оккупантов.
Мари Фашон покраснела. «Что же еще нужно? — подумала она. — Взрывать мосты? Убивать гитлеровцев? Уйти в франтиреры,
Дядюшка Жак повторил:
— Мало, товарищ Фашон, мало!
Он ее назвал товарищем! Блеск глаз выдал ее радостное смущение. Старик подошел к ней ближе. Лицо его помолодело, складки на лбу разгладились.
— Вы обязаны глубоко осознать, во имя чего совершаете свои подвиги. Вы должны научиться глядеть вперед и понимать, что убеждать других может только убежденный. А убежденный — это тот, кто уверен в своей правоте, кто думает не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне своего народа и поэтому дешево не отдает свою жизнь. Вы не обижаетесь за нравоучение? — спросил он после небольшой паузы мягким, задушевным тоном.
— Нет, что вы! — ответила она взволнованно. — Вы правы, и я вас поняла.
— Я рад, — улыбнулся он и добавил: — Через несколько минут к нам придет… знаете кто? Лиан Дени!!
Прочитав в глазах женщины выражение радостного изумления, он весело засмеялся:
— Да, представьте себе, Лиан Дени.
Мари Фашон вдруг как-то особенно пристально посмотрела на старика, на его сутулую фигуру и чуть не вскрикнула: «Я его узнала!»
5. Подпольная газета
Закончив статью для очередного номера «Юманите», дядюшка Жак принялся рассматривать эскиз нового плаката, Лучи восходящего солнца пробивают черный мрак. На этом фоне соединились в крепком пожатии две руки. Под ними слова: «Рабочие и крестьяне Франции, объединяйтесь!»
— Товарищ Фашон, — повернул он голову в сторону ширмы из цветастого ситца.
— Одну минутку, месье Рабу, — извиняющимся голосом откликнулась женщина, — кофе уже закипает…
Он засмеялся:
— Да я не о том. Хочу вам кое-что показать. Посоветоваться, узнать ваше мнение. — Он протянул эскиз вышедшей из-за ширмы женщине. — Может быть, нужно что-нибудь изменить, добавить? Пожалуйста, не стесняйтесь. Говорите. Над этим плакатом работает известный художник.
Женщина вытерла руки о передник и стала внимательно разглядывать листок бумаги,
— Почему он такой маленький? — спросила она робко.
Товарищ Марсель сощурил глаза и улыбнулся. Это только эскиз — замысел художника. А плакат будет гораздо больше, в десять — двенадцать раз больше. Его отпечатают и расклеят по всем городам и селам.
Мари Фашон понимающе кивнула.
— Хороший плакат, — сказала она и, слегка смутившись, нерешительно добавила: — Я бы…
Товарищ Марсель выжидательно смотрел на нее. Она медлила. Что о ней подумает этот известный всем французам человек, если она выпалит какую-нибудь глупость?
Он ждал.
— Я бы добавила: «…в борьбе против фашизма!» — проговорила она, еще больше покраснев.
Товарищ Марсель откинул назад седую голову и, немного подумав, одобрительно кивнул: