Два Генриха
Шрифт:
Король приблизился к брату, вновь пытливо вгляделся в его лицо и обнял за плечи, теперь, впрочем, уже не пробуя силу.
– Но, черт возьми, – удивлению Генриха не было предела, – каким образом? Как ты очутился здесь? Откуда знаешь епископа? Говори же, Ноэль, не молчи! Видишь, я помню твое имя. Будучи еще подростком, я приезжал с отцом в замок к герцогу Франконии и видел тебя там. Ты был пажом и, наверное, уже не помнишь. А я не забыл. Уже тогда ты отличался ростом и силой. Помню, это меня поражало; я не перестаю удивляться и сейчас, ведь у нас с тобой была одна и та же бабка, дочь короля Конрада Тихого. Потом мы расстались и, увы, надолго.
– Отец сказал, что у меня есть брат. До каких же пор нам с ним жить в неизвестности и отчуждении? И я решил отправиться на поиски.
– И тебя не смутило, что твой брат – король?
– Признаюсь, поначалу это меня озадачило: вряд ли появление кузена вызовет у короля бурный восторг. Но потом я подумал, что у внука герцогини Герберги не может быть холодного сердца и дурных мыслей, связанных с моим посягательством на трон германских королей.
– И правильно подумал, клянусь своей короной! Знаешь ли ты, что Генрих – сирота? У меня никого нет, Ноэль, я один на этом свете, понимаешь, совсем один. Но ты прости, я забыл о твоем существовании: голова раскалывается от забот, все надо успеть, везде надлежит навести порядок. Бесконечные войны – то на востоке, то в своем же государстве, у себя под носом… Видел мой дворец?
– У меня нет слов, государь, выразить свое восхищение.
– Здесь я отдыхаю от дел, забываю обо всем. К тому же этот городок – настоящая жемчужина среди себе подобных.
– Я слышал эту историю, рассказывал один монах.
В это время шут вынырнул из-за спины Генриха и потянул его за руку. Король поглядел на него сверху вниз, поскольку шут был небольшого роста.
– Чего тебе, Полет?
– Ты нашел себе брата, куманек? – глупо заулыбался маленький человечек. – Поздравляю! А как ты думаешь, силен ли он, коли у него такой рост и такие плечи?
– Уверен. А ты, что же, думаешь иначе?
– Кто скажет про медведя, что он слаб, как заяц? Или я ошибаюсь, приятель? – обратился Полет к сыну Эда.
– Не думаю. Но если хочешь, можешь в этом убедиться, – ответил Ноэль. – Назначь мне какое-нибудь испытание. Вот, скажем, моя рука, – и он протянул ладонь. – Садись на нее. Представь, что это стул, даже лучше, ибо он мягче. Ну же, смелее. Полагаешь, я не удержу тебя?
Полет покосился на ладонь, повертел головой туда-сюда, разглядывая ее, и вдруг сорвался с места и убежал. Вскоре он вернулся, ведя за руку толстуху, еще меньше себя ростом, настоящую карлицу. В обхвате она, правда, была раза в два шире его.
– А ладонь? – спросил шут, искоса глядя на гостя. – Давай-ка ее сюда, дружок.
Ноэль, засмеявшись, протянул руку. Шут подтолкнул толстуху локтем.
– Смотри, Липерта, какой табурет! Мне предлагают сесть на него. Однако места здесь вполне хватит для двоих, таких, как я. Вот я и пошел за тобой. Но поскольку у тебя такой огромный зад, что ты, чего доброго, еще спихнешь меня, я предлагаю тебе сесть одной. Смелее, подружка! Но не засиживайся, как бы этому гиганту не надоело держать тебя.
Липерта поглядела на ладонь, потом окинула взглядом Ноэля, шута и остановила его на короле, словно спрашивая, не против ли он такого представления.
Генрих, от души смеясь, кивнул ей. Ободренная этим, она подошла ближе, но, прежде чем взобраться на такое «сиденье», поинтересовалась:
– А удержишь меня, рыцарь? Ведь если рука упадет, я ударюсь задом о плиты этого пола.
– Тебе это не повредит. Слон не страдает оттого, что падает на землю, –
– Залезай смело, – подбодрил карлицу Ноэль, – я не позволю тебе упасть. Честь рыцаря запрещает мне это.
– Но не наглей, не на диване, – напутствовал подружку шут. – Засидишься – он выбросит тебя в окно, прямо в заросли тернового куста.
Вздохнув, собравшись с духом и заранее улыбаясь, зная, что в любом случае зрители захлопают в ладоши, Липерта повернулась и, задрав ногу, как ни в чем не бывало, уселась на ладонь.
Зал замер. Казалось, у людей остановилось дыхание, настолько все были поглощены небывалой сценой, развернувшейся на их глазах. Никто не произнес ни звука, все с интересом глядели на эту ладонь и на рыцаря с совершенно бесстрастным выражением лица. Ни один мускул не дрогнул на нем, и рука оставалась недвижной, будто не карлица, а годовалый ребенок уселся на нее. Наконец послышались охи, ахи, и по залу пробежал возглас восхищения. Кто-то негромко проговорил:
– Клянусь всеми святыми, в это невозможно поверить! Что же сделает этот человек с врагом, окажись тот в его руках!..
– Если бы кто стал рассказывать мне об этом, выдавая за чистую монету, я рассмеялся бы ему в лицо! – воскликнул другой.
Генрих и сам был удивлен, да так, что даже рот раскрыл. Епископ тоже выглядел довольно обескураженным и, цокая языком, покачивал головой. Одна Агнес осталась невозмутимой, с улыбкой глядя на брата. Глаза ее горели восхищением.
Наконец, почувствовав, видимо, как дрогнула рука рыцаря или вспомнив о терновом кустарнике, Липерта задвигалась и соскользнула на пол. И тотчас зал разразился овациями.
Шут, кажется, остался доволен, как могло показаться со стороны. Однако, схватив за руку подружку и потащив ее обратно, он сказал Ноэлю:
– Это не всё, Самсон. Не уходи, я подвергну тебя еще одному испытанию.
И они оба исчезли за дверями. Тотчас оттуда послышался шум, чья-то ругань, тяжелый топот множества ног. Потом раздался скрежет, глухие удары; что-то стали везти, царапая пол; казалось, несколько человек, кряхтя, тащат нечто увесистое, что невозможно поднять.
Двери раскрылись. Показался Полет, вернее, его спина. Пятясь задом, он волочил по полу какую-то вещь. Слуги, помогавшие ему, застыли в дверях, не решаясь войти. Он цыкнул на них, и они исчезли. А он всё продолжал тащить некий длинный предмет, вероятно, неимоверной тяжести. Вскоре все увидели: шут пыхтел над огромным двуручным мечом. Поднять это оружие было под силу разве что силачу. И драться тот мог бы, держа этот меч обеими руками. Понятно, попади лезвие в цель, оно разрубило бы человека вдоль, с головы до ног, точно щепку. Вне всякого сомнения, требовалось определенное время, чтобы поднять такой меч и взмахнуть им. Противники с таким оружием в руках походили на двух титанов. Встречаясь, клинки издавали звон, от которого человек мог оглохнуть.
Именно такой меч и приволок Полет. Оставив свою ношу у ног Ноэля, он вытер рукавом балахона пот на лбу и стоял некоторое время, переводя взгляд с короля на рыцаря и тяжело дыша. Генрих покачал головой: одной рукой этот меч никто не мог поднять, даже он с трудом. Длина клинка около пяти футов, ширина – с ладонь, толщина – с большой палец. Что же пришло в голову шуту? Негоже, если брату придется краснеть, не имея сил поднять эту игрушку, которая из-за неимоверной тяжести служила всего лишь наглядным пособием. И Генрих вздрогнул, услышав, как шут сказал, обращаясь к Ноэлю: