Два года из жизни Андрея Ромашова
Шрифт:
Приблизившись к мрачному заброшенному особняку, заведующая фабрикой невольно замедлила шаги. В полутьме быстро надвигающейся осенней ночи дом с пустыми глазницами выбитых окон на пустынной улице мог напугать и вооруженного мужчину. Подошел запыхавшийся от быстрой ходьбы Федор Кузьмич.
– У меня вот свечка есть, - деловито сообщил он, - а за дверью лопата спрятана. Сейчас все и осмотрим...
Внизу Федор Кузьмич поставил свечу на земляной пол, разыскал первым делом в темном углу какое-то тряпье и плотно завесил два маленьких окошка, выходящих
– Тут, кажись... Ох, не ндравится мне ето, - бормотал он, примеряясь, где лучше начинать копать.
– Что не нравится, Кузьмич?
– Да, понимаешь, когда мы сукно-то закопали, я сверху землю сперва трухой соломенной из матраса присыпал, чтобы, значит, не видно было свежего раскопа. А уж потом барахло ето навалил сверху. Ну так вот...
– Он остановился, вытащил кисет и стал задумчиво скручивать "козью ножку".
– Да не тяни ты душу!
– воскликнула Евдокия Борисовна.
– Потом покуришь! Что там?
– Ну, нет, значит, той трухи, земля свежая - заровнена, а трухи нет. Я ето еще днем приметил.
– Тогда давай копать скорей!
– Она схватилась за лопату.
– Сейчас, сейчас. Надо же место точно отметить.
– Сторож отобрал лопату и принялся что-то отмерять ее ручкой от одной стенки, затем - от другой.
– Здесь, ето уж точно.
– Наметив квадрат, он принялся копать.
Когда все было изрыто и перекопано, он разогнулся и вытер рукавом вспотевший лоб.
– Нет ничего! Видно, ухватил кто-то наше сукно, Борисовна!..
– Как это нет? Не может быть! Ты, наверно, не там копаешь!
– Евдокия Борисовна схватила валявшийся тут же железный прут от старой кровати и принялась с силой втыкать его в пол. Прут легко входил в рыхлую землю, ни на что не наталкиваясь.
– Но кто выкопал, кто? Ведь знали только четверо!
– Да, в этом еще разбираться надо.
– Сторож присел на ящик и закурил.
– Вот что я тебе скажу: заявляй в Чеку. Они там для таких дел поставлены.
* * *
Вот и знакомый дом - бывший пивзаводчика Скачкова. Будто вчера отсюда ушел. Те же стены, та же мебель в большой сумрачной прихожей перед кабинетом Лесова. А сколько событий прошло за три месяца, что он здесь не был! У стола печатает на машинке какая-то незнакомая девушка, да у окна стоит, скучая, паренек в длиннополой шинели. Может, это новый курьер вместо него?
– Ромашов?
– переспросила девушка.
– К Лесову? Подождите, он занят. Сейчас освободится.
Дверь кабинета председателя губчека открылась, и вышел Золотухин, в расстегнутой тужурке, раскрасневшийся, веселый, будто и не было у него никакой бессонной ночи.
– О, Андрей! Погоди, я сейчас.
– Он скрылся в соседней с кабинетом двери и буквально через мгновение показался снова. "Как чертик из коробки в детской игрушке", - подумал Андрей и улыбнулся. От веселого сравнения стало легче. Нет, не будут его ругать за то, что
– К Лесову иди, я тоже сейчас зайду.
Андрей прошел в кабинет и нерешительно остановился у двери.
– А, Ромашов! Здравствуй, здравствуй! Проходи, - вышел из-за стола к нему навстречу председатель губчека.
– Давно не виделись, давно. Можно сказать, целую историческую эпоху. Садись, рассказывай!
Андрей смущенно пожал протянутую руку. Присев на кончик стула, он только теперь заметил сидящего сбоку у стола улыбающегося Крайнова.
– Вы, товарищ Лесов, простите уж меня, - начал Андрей, - но я и сам не знаю, как того гада упустил... Думал, пристукнул его, а он вот ожил...
– Ты о чем?
– прервал его Лесов.
– А, о вчерашнем? Знаю уже, Золотухин доложил. Я тебя о жизни твоей спрашиваю.
– Так что жизнь! Повоевал с контрой совсем чуть-чуть. Не повезло. А теперь вот никак на фронт отсюда не выберусь.
– Ну, это ты, браток, брось! Фронт революции сейчас везде. И здесь тоже! Что у тебя вчера не бой разве был? Да еще рукопашный!
– Бой, только...
– Никаких "только"! Знаешь, какой враг здесь - коварный, жестокий, из-за угла, втихую действует, пощады не жди. Вчера небось сам почувствовал?
– Почувствовал...
– Вот-вот, и я говорю: ты парень понимающий. Мы тебя хорошо знаем - и происхождение твое, и образование, и преданность делу революции. А порыв твой - повоевать с врагами... У нас сколько угодно для этого условий есть. Ну как, пойдешь к нам?
– А куда - опять курьером?
– Да нет. Подрос ты, опыт кой-какой накопил. Будешь помощником у Золотухина. Он уже за тебя просил. Подучишься у него - настоящим чекистом станешь. Помни: не просто это. Знаешь главную заповедь чекиста?
– Нет.
– В ЧК можно работать только с чистыми руками и горячим, до конца преданным революции сердцем.
– Понятно...
– Да, кстати, и ты Золотухину кое в чем поможешь. Парень ты грамотный, начитанный. А у него с грамотностью дела неважно обстоят - два класса церковноприходской школы. Как напишет протокол допроса, так сам разобраться в нем не может. Вот и обогащайте друг друга знаниями. Будет польза и делу и вам обоим. Борис Васильевич, - обратился Лесов к Крайнову, - значит, с сегодняшнего дня зачислить Ромашова в штат СимбгубЧК помощником уполномоченного. Оформи ему все документы и перевод из отряда сюда. Ну вот, желаю успеха...
В это время в комнату вошла девушка, которая печатала на машинке, быстро подошла к Лесову и что-то зашептала ему на ухо.
– Ромашова?
– громко спросил тот.
– Пригласи-ка ее сюда.
Андрей весь напрягся, даже подался вперед на стуле. Мать?.. А в кабинет уже входили Евдокия Борисовна и Федор Кузьмич. Вслед за ними вошел Золотухин. Лесов внимательно, не перебивая, выслушал рассказ заведующей швейной фабрикой, затем спросил:
– Кто еще, кроме вас двоих, знал о запрятанном сукне?