Два года на палубе
Шрифт:
Утром, когда отбили семь склянок, всю команду собрали на палубе и объявили, что Фостер больше не помощник капитана и мы сами можем избрать из своего числа второго помощника. Подобное довольно часто практикуется капитанами, и они поступают весьма благоразумно, так как матросы в таких случаях чувствуют себя как бы хозяевами положения, и это льстит им, хотя собственная их участь остается неизменной — повиноваться и не более. Как обычно в подобных случаях, наша команда отказалась принять ответственность в выборе человека, на которого мы уже не смогли бы потом жаловаться. Поэтому решение оставалось за капитаном. Он избрал энергичного и сметливого молодого матроса, родившегося на берегах Кеннебека и уже сделавшего несколько рейсов в Кантон. О его производстве было объявлено в таких выражениях: «Я выбрал Джима Холла, он будет вторым помощником. А ваше дело простое — повиноваться ему так же, как мне. Да не забудьте,
Фостер перебрался в кубрик и лишился приставки к своему имени, а молодой Джим, став мистером Холлом, водворился в новой резиденции в царстве столовых ножей, вилок и чайных чашек.
Воскресенье, 5 октября. Мы стояли утреннюю вахту. Вскоре после рассвета впередсмотрящий на баке закричал: «Вижу землю!» Я никогда еще не слышал, как в море оповещают о появлении земли, и даже не понял, что это означает (мало до кого дошел бы смысл этих слов с первого раза, настолько неразборчиво их выкрикивают). Однако, заметив, куда направлены все взгляды, я тоже увидел на траверзе с наветра полоску земли. Мы сразу убрали лисели, легли в крутой бейдевинд и пошли к берегу. Это было сделано, чтобы определить нашу долготу, так как по капитанскому хронометру мы были на 25° к западу от Гринвича а по обсервациям значительно дальше, и капитан никак не мог разобраться, что же у него неисправно — хронометр или секстан. Открывшийся берег разрешил загадку, и первый из подозреваемых был осужден. В дальнейшем хронометр стал идти совсем плохо и уже совершенно не использовался.
Приблизившись к берегу, мы обнаружили, что вышли к порту Пернамбуко. В подзорную трубу были видны крыши домов, большая церковь и даже город Олинда. Мы подошли к самой гавани и увидели, как в нее устремляется бриг под всеми парусами. В два часа пополудни мы взяли мористее, оставив землю справа по корме, а к закату земля совсем исчезла из виду. Здесь я впервые увидел одно из тех необычных сооружений, которые называют катамаранами. Они состоят из нескольких связанных вместе бревен, причем люди сидят там, погрузив ноги в воду. Катамараны несут один большой парус, достаточно быстроходны и, как ни странно, по мореходности не уступают нашим шлюпкам. Мы наблюдали несколько таких катамаранов, управляемых одним или тремя индейцами, они смело пускались в открытое море почти в полной темноте. Индейцы выходят на этих суденышках ловить рыбу и, поскольку бывают времена года с устойчивой погодой, ничего не боятся. Мы простились с городом Олиндой и продолжали держать курс к мысу Горн.
Вплоть до широты Ла-Платы нам не встретилось ничего примечательного. В этом месте нередки яростные штормы от зюйд-веста, называемые «памперос». Они чрезвычайно губительны для судоходства по реке и распространяются на много лиг в океан. Обычно им предшествуют молнии. Капитан велел помощникам не спускать глаз с горизонта и, как только сверкнет вспышка, не мешкая убирать паруса. Для начала нас лишь слегка задело, как раз во время моей вахты. Я прохаживался у подветренного борта, когда мне показалось, что справа по носу прочертила молния. Я доложил об этом второму помощнику, и он некоторое время пристально всматривался в темноту. На зюйд-весте была густая чернота, и минут через десять мы заметили отчетливую вспышку. Ветер, дувший от зюйд-оста, стих. Воцарился мертвый штиль. В мгновение ока мы были на реях, убрали брамсели, бом-брамсели и бом-кливер, взяли грот и трисель на гитовы, обрасопили реи и стали ждать шквала. Плотный туман, окаймленный черными тучами, стеной двигался на нас, закрывая звезды, которые ярко горели на свободной части горизонта. И тут же обрушился шторм со шквалом и ливнем. Град и потоки воды не давали дышать, даже самые крепкие были вынуждены повернуться спиной. Наше маленькое судно увалилось под ветер, и некоторое время мы шли чисто на фордевинд, продираясь сквозь стену воды. Вся команда была вызвана наверх; на марселях и триселе взяли все рифы, кливер и нижние паруса убрали, поставили фор-стеньги-стаксель — и бриг, приведясь круто к ветру, лег почти на прежний курс.
Это было мое первое испытание, заслуживающее названия шторма. Правда, мы уже брали рифы в Гольфстриме, что показалось мне тогда нешуточным делом, но, конечно, опытные моряки не придали бы этому никакого значения. Теперь я привык к судну и матросской работе и мог быть полезным на рее. Вместе со всеми я по команде поднимался на мачту, а зарифливание парусов стало казаться мне захватывающим состязанием: одна вахта брала рифы на фор-марселе, другая — на гроте, и каждая изо всех сил старалась закончить первой. У нас было большое преимущество перед нашими соперниками, потому что старший помощник никогда не работает на рее, а наш новый второй всегда бросался на ванты, едва мы начинали
Остаток ночи и весь следующий день мы шли все под теми же глухо зарифленными парусами, так как ветер держался изрядно свежим. Град не выпадал более, зато хлестал проливной дождь, было холодно и тоскливо, тем более что мы не приготовились к такой погоде и были легко одеты. Сменившись, мы с большим удовольствием спустились вниз и натянули на себя все теплое, вплоть до высоких сапог и зюйдвесток. К заходу солнца шторм несколько стих, и на юго-западе начало проясняться. Мы отдали рифы и еще до полуночи поставили брамсели.
Мы уже ощутили близость Горна с его холодами и поэтому занялись необходимыми приготовлениями.
Вторник, 4 ноября. С рассветом слева по корме увидели землю — два одинаковых по форме, но неравной величины острова, довольно высокие, с плавными очертаниями. Это были Фолклендские острова. «Пилигрим» прошел между ними и побережьем Патагонии. Итак, мы вступили в область мыса Горн, имея превосходный ветер от северных румбов, неся лисели и надеясь быстро и без помех миновать это опасное место.
Глава V
Мыс Горн
Среда, 5 ноября. Предыдущей ночью погода была благоприятна, так что мы ясно видели Магеллановы облака и Южный крест. Магеллановы облака состоят из трех малых туманностей [8] в южной части небосвода — двух ярких, наподобие Млечного пути, и одной темной. Они открываются как раз над линией горизонта сразу после прохождения тропика Козерога. Южный крест показывается с 18° северной широты и у мыса Горн стоит почти над головой. Это четыре звезды в форме креста — одно из самых ярких созвездий.
8
Магеллановы облака (Большое и Малое) — две ближайшие к нам галактики.
До полудня ветер дул слабо, но потом засвежело, и мы убрали бом-брамсели, но оставили пока лисели; капитан, сказал, что при возможности прошел бы с ними вокруг Горна. Незадолго до восьми часов (время захода солнца в этих широтах) в фор-люке раздался крик: «Пошел все наверх!» — и, выскочив на палубу, мы увидели катившееся на нас от зюйд-веста черное облако, закрывавшее собой все небо. «Вот и мыс Горн!» — заметил старший помощник. Едва мы успели взять паруса на гитовы, как оно накрыло нас. В несколько минут разошлась такая волна, какой мне еще не приходилось видеть. Она накатила спереди, и маленький бриг нырнул в нее, погрузившись всей носовой частью. Вода хлынула на палубу через носовые порты и клюзы, угрожая начисто смыть все за борт. У подветренных шпигатов воды было по пояс. Мы бросились к реям, взяли на марселях два рифа и убрали все остальные паруса. Но это не помогло. Бриг шел тяжело и скрипел под встречной волной, а шторм бушевал все сильнее. На нас с невообразимой яростью обрушился дождь со снегом и градом. Мы снова подтянули риф-тали, взяли все рифы на марселе, убрали грот и легли на правый галс. Нашим радужным надеждам пришел конец, и мы приготовились к противным ветрам и холодной погоде: спустили бом-брам-реи и сняли их такелаж, хотя все прочее наверху было оставлено, даже трюм-стеньги и лисель-спирты.
Всю ночь бушевал жестокий шторм — дождь, снег и град обрушивались на судно, ветер оставался противным и гнал высокую волну. На рассвете (около трех часов) вся палуба была покрыта снегом. Капитан послал стюарда наверх раздать вахте по стакану грога, и пока мы оставались у Горна, утренняя вахта всегда получала грог, а если приходилось брать рифы на марселях — то и вся команда. С восходом солнца облака рассеялись, и ветер, зайдя в корму, позволил поставить паруса и лечь почти точно по курсу.