Два и семь

Пролог

— …вину свою признаю полностью, в содеянном глубоко раскаиваюсь и впредь обещаю никогда такого не делать. Прошу суд о снисхождении.

Закончив своё «последнее» слово, я снова уселся на предмет мебели, гордо именуемый скамьёй подсудимых. Суд принял к сведению сказанное мной, после чего удалился на совещание. Чего уж там, теперь отрицать что-то глупо. Покойная мама всегда приучала меня к ответственности. Сумел натворить, сумей и ответить. Вот я и отвечаю, втайне надеясь на мягкий приговор.

Нет, я не душегуб, не насильник, не наркоторговец. Просто однажды, испытывая острую нужду в деньгах,

придумал, как мне тогда казалось, рабочую схему ограбления банков. Не чтобы миллионами красть, а так, чтобы и польза была, и не особо меня искали. Увы, на каждого электронного хитреца найдётся другой. Теперь я уже понимаю, в чём именно затупил, знаю, как можно было этого избежать. Вот только уже поздно, меня поймали и теперь судят. Деньги я, кстати, банку вернул, почти все, а то, что осталось по иску, верну позже, когда заработаю. Поэтому даже для пострадавшей стороны выгодно дать мне условник и отправить работать в поте лица, исправляя содеянное.

Впрочем, тюрьмы я не особо боялся. Сколько мне дадут? Ну, года три максимум. Зоны нынче относительно комфортные, никакой каторги и лесоповала, сидеть можно. Я, конечно, предпочёл бы этого избежать, но, если уж придётся, убиваться не буду. Куда страшнее наличие судимости, которая в будущем ох, как навредит. Не то, чтобы я мечтал о карьере большого начальника, но с таким пятном на биографии пробиваться куда-либо будет в разы труднее.

Незадолго до суда мой сосед, дядя Вася Трофимов, человек уже очень пожилой, хотя и бодрый, местами даже излишне, узнав, что я хожу под подпиской и вот-вот отправлюсь зону топтать, немедленно затащил меня к себе и в принудительном порядке прочитал длиннющую лекцию на тему «как себя вести в местах заключения». Я отнёсся серьёзно, узнал много нового, что, несомненно, пригодится во время отсидки. Кроме прочего, в самом конце дядя Вася оговорился, что сам он сидел ещё при Союзе, а теперь зона сродни старшей группе детского сада, а потому особо напрягаться не стоит.

Совещание не затянулось, судья, полная женщина лет пятидесяти с короткой стрижкой и волосами огненно-рыжего цвета, начала оглашать приговор:

— Именем Российской Федерации…

Гражданина… бла-бла-бла… признать виновным… предусмотренным статьёй сто пятьдесят девять три… назначить наказание…

Тут я снова прислушался.

— В виде двух лет и семи месяцев лишения свободы… — судья сделала паузу, а я задержал дыхание, надеясь услышать волшебное слово «условно», — с отбыванием наказания… — она снова сделала паузу, а я приготовился услышать другие чуть менее приятные слова про колонию-поселение, — в исправительной колонии общего режима.

Она говорила что-то ещё, но я уже не слушал. Вот так, почти три года вычеркнуть из жизни. Но придётся, никуда не денусь. В мою сторону двинулись судебные приставы.

Я начал вспоминать порядок действий, который мне описывал дядя Вася. Сейчас они меня возьмут под стражу в зале суда, потом передадут конвойной милиции, то есть, полиции. Те меня отвезут в СИЗО, то есть, тюрьму, а оттуда я с первым этапом отправлюсь в колонию. Или не с первым, но как получится. А где у нас общий режим? Если правильно помню, в нашей области варианта два. Один в черте города, на окраине. Второй в богом забытом посёлке в трёхстах километрах. Как я понимаю, один для первоходов, второй для рецидивистов. А какой где я не помнил. Ну, да ладно, в СИЗО сокамерники подскажут.

Ощущать запястьями холодную сталь наручников было неприятно, но я уже включил режим долготерпения. Впереди тридцать один месяц терпения, страдания

и лишений.

В машине я был один, не считая охраны. Там имелось небольшое окошко, достаточное для того, чтобы посмотреть на мир. А посмотреть было на что. Ехали мы через центр города. Вот в этот музей я ходил с классом, а вот в этом парке, ворота которого мелькнули на мгновение, гулял с девушкой, а вот в этом кафе отмечал первую удачную аферу. Ощущения были такие, словно везут меня на казнь, а я наслаждаюсь последними минутами жизни. Вернусь ведь, и снова всё увижу.

Сбросив с себя оцепенение, я попытался хоть как-то ориентироваться. Внезапно до меня дошло, что везут не в СИЗО. Я даже привстал и начал озираться, из-за чего заработал тычок под рёбра. Точно, городское СИЗО-1 осталось далеко позади. Может, дорогу ремонтируют или пробка, вот и приходится круги выписывать. Спросить бы, да не у кого.

Притормозили машину у небольшого отворота во дворы, я к тому времени уже перестал ориентироваться. Машина въехала под арку, а уже там остановилась.

— На выход, — скомандовал конвоир. — И без глупостей, оружие применяем на поражение.

Я кивнул, да, если честно, это было лишнее, бежать я точно никуда не собирался. Уж лучше три года отсидеть, чем десять лет бегать, да и бегун из меня плохой, со спортом не дружу. Если только с киберспортом.

При выводе из машины я обратил внимание, что все участники торжества закона заметно нервничают, словно перевозят особо опасного маньяка с навыками спецназовца, а не тощего мошенника. А ещё они не дали мне осмотреться, руки сковали за спиной и погнали в широкую дверь. Внутри мы поднялись по лестнице, потом шли по коридору, потом повернули в другой коридор. Я поймал себя на мысли, что, если меня сейчас отпустят, дорогу назад не найду. А ещё я понял, что это вовсе не тюрьма. Решёток нет, вдоль коридоров двери кабинетов, номеров на них нет, табличек тоже.

Мы снова повернули и начали спускаться по крутой узкой лестнице в подвал. Спускались целых четыре пролёта, оказавшись ощутимо ниже уровня земли. Лестница упёрлась в дверь очередного кабинета, куда меня и завели.

Конвоир трижды стукнул в дверь, после чего заглянул. Вместо приветствия он спросил:

— Прибыли. Заводить?

Тот, кто находился внутри, ничего не ответил, но воображение нарисовало, как он кивает головой. Внутри находился какой-то архив, судя по многочисленным папкам с документами. Некоторые из них выглядели древними, бумага пожелтела, а скоросшиватели были самодельными. Посреди всего этого великолепия стоял мощный дощатый стол, а за столом сидел мужчина лет пятидесяти с полностью седыми волосами, аккуратно зачёсанными назад. На нём были брюки и белая рубашка, а галстук висел рядом на вешалке.

— Снимите наручники, — велел он, — и подождите за дверью.

Конвоиры выполнили всё, что он сказал, после чего удалились. Я, не спрашивая разрешения, присел на второй стул, оказавшись на одном уровне с неизвестным, при этом очень неосторожно заглянул ему в глаза.

Лучше бы я этого не делал, потому что, встретившись с ним взглядом, я почувствовал, что хочу в тюрьму, в зону, на этот, как его… общий режим. И даже на строгий согласен. А правда, чего там. Глядишь, получится на хлебную должность устроиться, дядя Вася подробно рассказал о способах, нарядчиком или, там, библиотекарем. Я ведь грамотный. Ну, или в столовую. Глядишь, ещё и УДО выслужу. Но нет, ждёт меня что-то куда худшее, чем тюрьма. Очень может быть, что я ещё с тоской вспоминать буду и зал суда, и конвой, и автозак.