Два императора

Дмитриев Дмитрий Савватиевич

За день до отъезда нашего государя Наполеон опять попытался сблизиться с императором Александром. С этой целью он вызвал к себе пленного князя Репнина [28] и сказал ему:

— Вы, князь, свободны — перемирие заключено. Поезжайте к своему государю и скажите ему, что я вновь предлагаю ему мир. Воевать нам с ним нечего. Ещё скажите императору Александру, что, если бы он принял моё приглашение и приехал на свидание со мною, я покорился бы прекрасной душе его; выслушав мысли его о способах восстановить мир в Европе, я во всём согласился

бы с ним. Вместо себя он прислал молодого человека, который наговорил мне дерзостей, и где? Среди моих колонн! Что же вышло? Мы сразились, и теперь я имею право объявлять предложения. Но я думаю, что мы ещё можем сблизиться.

28

Репнин-Волконский Николай Григорьевич (1778–1845) — брат декабриста С. Г. Волконского, князь, в 1805 г. — полковник.

— Все ваши слова я передам моему государю, ваше величество.

— Да, да, князь, передайте. Повторяю моё желание сойтись с императором Александром. А знаете ли, отчего вы проиграли сражение под Аустерлицем?

— Нет, ваше величество! — ответил Репнин.

— Что за странная мысль пришла в голову вашим главнокомандующим растянуть армию на огромное пространство и разобщить колонны? Надо держать армию вместе, сплочённою, так сказать, в кулаке, чтобы при первом же моменте бросить всю её в лицо неприятелю. Впрочем, император Александр должен был проиграть сражение. Здесь его первая, а моя сороковая битва, — самодовольно проговорил Наполеон. — Прощайте, князь! Не забудьте передать мои слова вашему государю, — добавил он и протянул на прощанье князю Репнину руку.

Глава XIII

Ротмистр Зарницкий встал поздно, но был бодр и весел. Лесничий напоил его и Щетину чаем, и они стали собираться в путь.

— Боюсь удерживать вас, господин ротмистр, в нашей местности бродят ещё французские солдаты, и ничто им не мешает заглянуть и ко мне. Но скажите, куда вы намерены идти? — задал он вопрос.

— Хотелось бы догнать нашу армию, — ответил ротмистр.

— Это нетрудно сделать, если вы, господин ротмистр, знаете дорогу.

— В том-то и беда, что я совсем не знаю здесь дороги, — ответил Пётр Петрович.

— А ваш денщик?

— Он и подавно не знает.

— В таком случае я дам вам проводника, — предложил лесничий.

— Я просто не нахожу слов, как вас благодарить!

— Не за что. Австрия и так многим обязана русской армии. Больше всего мы должны ценить ваше самопожертвование.

Зарницкий простился с лесничим и с неизменным Щетиною и проводником отправился догонять русскую армию. Франц Гутлих снабдил их на дорогу провизией и подарил ему на память пистолет редкой работы.

— А мне, добрейший господин Гутлих, нечем вас отблагодарить: у меня ничего нет! Но по приезде в Петербург моим первым долгом будет прислать вам сувенир, — крепко пожимая руку лесничего, говорил ротмистр, прощаясь.

Провожатый скоро вывел их из леса на большую дорогу, по которой накануне в беспорядке шли русские солдаты, преследуемые неприятелем. Теперь на этой дороге не было никого.

— Идите прямо по этой дороге, и вы непременно догоните свою армию, — посоветовал проводник.

Ротмистр

поблагодарил его и быстро зашагал вперёд. Щетина не отставал.

— А как думаешь, Щетина, жив Гарин? — спросил ротмистр у своего денщика.

— Навряд, ваше благородие, уж оченно храбро они сражались: своими глазами видел, как их сиятельство рубил французские головы.

— Да, да, сражался он как герой и пал с честью… Я лишился искреннего приятеля. Пока я жив, буду о нём всегда помнить. Жаль его, Щетина, очень жаль мне его, — грустно сказал ротмистр.

— Как не жалеть: человек молодой и дельный! Михеев, денщик княжеский, сказывал мне, как с князем прощались отец с матерью. Уж оченно больно, говорит, они плакали и убивались, отпуская княжича на войну, особенно сама княгиня.

— А об нас с тобою, Щетина, кто плакал, когда мы на войну отправлялись?

— Никто, ваше благородие!

— И убьют нас — некому будет поплакать, некому вспомянуть о нас!

— Некому, ваше благородие! — печально вторил старик.

— Живы мы — хорошо, а умрём — тужить по нас некому. Вот видишь, и одному быть тоже нехорошо. Правда, Щетина?

— Истинная правда, ваше благородие!

— Ты тоже одинок, Щетина?

— Как перст, ваше благородие!

— И никогда женатым не был?

— Всё было, ваше благородие! Жена была, детки были, да все умерли, все на погосте спят и меня, старого, поджидают.

— Ничего, Щетина, мы ещё с тобою поживём на белом свете, на ратном поле врагов царя и родной земли побьём. Так, что ли? — ударяя по плечу взгрустнувшего денщика, переменил тон ротмистр.

— И правда, ваше благородие, — побьём супостатов!

Оба — и молодой и старый — приободрились и быстрее зашагали по безлюдной дороге. Наконец они догнали задние ряды нашей армии. Теперь они были в безопасности.

Пётр Петрович отправился прямо к командиру полка. Тот знал, как много храбрости выказал ротмистр в последнем сражении, принял его очень ласково и приказал выдать ему лошадь.

— Вы, господин ротмистр, достойны награды… Я сам был свидетелем вашей храбрости и при первой возможности донесу о вас главнокомандующему, — проговорил генерал, пожимая руку Петра Петровича.

— Я не найду слов, как мне вас благодарить, генерал.

— Благодарность тут ни при чём, повторяю, вы вполне заслужили награду.

— Смею спросить у вашего превосходительства, не можете ли вы сообщить мне что-либо о князе Гарине?

— К сожалению, ротмистр, ничего; я только и знаю, что в списке убитых князь Гарин не значится; в числе раненых его тоже не видать. Не взят ли князь в плен?

— О, избави его Бог от этого. По-моему, плен хуже смерти, — со вздохом проговорил ротмистр Зарницкий.

Печальным вернулся он от генерала; неизвестность участи молодого князя Гарина заставила призадуматься Петра Петровича…

Он любил и уважал своего товарища.

Глава XIV

Вернёмся в Каменки. Посмотрим, что здесь произошло в отсутствие князя Сергея.

Князь Владимир Иванович несколько дней после отъезда сына ходил мрачным и задумчивым; княгиня Лидия Михайловна чаще стала запираться в образную и выходила оттуда с заплаканными глазами; княжна Софья тоже молилась за брата.