Два конца, два кольца и межгалактическая жвачка

Томских Владимир

– Однако, - протянул Сергей Петрович.

И впервые за долгое время смог улыбнуться.

*

Минула неделя с того дня, когда парикмахерская и ее хозяин сообща выдержали нападение неизвестных существ. На ремонт пошли почти все сбережения, но Сергей Петрович не расстраивался - оно того стоило. Все кругом сияло новизной и яркими красками, даже вместо деревянной рамы появился прогрессивный ныне стеклопакет.

Лишь над дверным проемом больше не висел медный колокольчик.

Зато

на столе, в окружении флаконов, ножниц и расчесок стояла фруктовая фаза. Возьмешь ее в руки - и вовсю катаются по хрустальному дну разноцветные шарики, дзынькая и тренькая. А Сергей Петрович в такие мгновения закрывает глаза, представляя себя где-нибудь в буддийском храме или древнем восточном замке, разодетого во все эти шелковые кимоно. На поясе у него мечи, взгляд невозмутимый, и повсюду снуют дворецкие в кимоно, не забывая каждый раз бить поклоны. Дальше шла чайная церемония - очень-очень длинная, как он помнил из книг. Поэтому неудивительно, что на этом моменте его грезы всегда кто-нибудь да прерывал.

Так и сегодня.

Все шло отлично, пока в парикмахерской не нарисовался оболтус лет десяти с мамашей. Стричь его оказалось сущим мучением: мальчишка ерзал в кресле и крутил головой, рискуя нарваться на ножницы; то и дело Сергея Петровича отвлекала женщина - с упоением листая журнал за журналом, она вознамерилась умотать парикмахера вопросами о стрижках, укладках, средствах для окрашивания и завивки волос.

"Что-то надо делать", - подумал он, в очередной раз чуть-чуть не чиркнув малолетнего сорванца лезвием по уху. Тот лишь йокнул и закрутил головой еще активней.

– Знаете, - сказал Сергей Петрович любопытной мамаше.
– На кухне есть отличный журнал мод, который вас наверняка заинтересует. Это там, - указал он рукой в прихожую, пресекая возможные расспросы.
– Я вас провожу. А ты сиди смирно и ничего не трогай!

Малец удивленно вытаращил на него наглые глазенки, тряхнув обрезанной наполовину челкой.

Нейтрализовав настырную модницу глянцевым журналом и чашкой "капуччино", Сергей Петрович, весь красный от злости и духоты, заскочил в ванную. Принялся умываться, фыркая от удовольствия и растирая ледяную воду по лицу. Он так увлекся, что не сразу разобрал природу звуков, доносившихся из комнаты.

Едва слышное треньканье.

...Мелкий негодник, похоже, пренебрег словами парикмахера. В вазе не хватало желтого шарика. Сергей Петрович взбесился.

– Куда?!
– заорал он.
– Куда ты его дел?!

Мальчишка не ответил. Только знай себе головой качает, точно маятник, да челюстью двигает, что-то нажевывая.

– Куда дел?! Я тебя спрашиваю!

Из кухни прилетела мамаша, вмиг позабыв про моду и весь прочий гламур. Сергей Петрович чихать хотел на ее вопли - крепко его малолетний оболдуй разозлил.

– Ну-ка давай сюда!
– парикмахер затряс мальца за плечи.

Тот захлопал глазенками и надул щеки.

Изо рта медленно и, пожалуй, даже торжественно появился желтый шар. Он становился все больше. Объемней. Внушительней. А когда вырос до размера футбольного мяча, оглушительно

лопнул.

Сергей Петрович и мамаша-модница завопили в унисон.

*

Воскресенье он не любил. В этот день парикмахерская не работала, так что приходилось коротать время дома. Возможно, стоило обходиться без выходных - подобная мысль не раз посещала его, - но мама бы такого не одобрила.

Определенно.

"Несчастный человек становится трудоголиком или алкоголиком. Все лишь вопрос времени. Поэтому, чтобы обрести счастье и сохранить здоровье, нужно хоть раз в неделю, но отдыхать", - так она говорила. Сергей Петрович старался не перечить.

Особенно после похорон.

Фотография матери оправлена в красивую позолоченную рамку. Однако, хранит он ее в ящике комода, вдали от каждодневных хлопот и суеты. Лишь изредка Сергей Петрович извлекает из темноты часть той, былой жизни, чтобы посмотреть в знакомые глаза, испытывая самые разные чувства.

Сегодня он нуждался в этом сильнее, чем прежде.

Ведь привычное существование, столь тщательно избавленное от влияния случайностей и огражденное от неурядиц, точно цветок в оранжерее, оказалось под угрозой. Словно часы, у которых вдруг треснула одна из шестеренок.

...Шар лопнул, осыпаясь желтыми комочками, подобно дереву в пору листопада. И тут же они задвигались, забегали - существа, похожие на сороконожек. Бестолково суетясь, сталкиваясь, карабкаясь на стены, эти желтые тварюги вытягивались как жвачка, чтобы вмиг порваться - с мерзким чпокающим звуком - и вот вместо одного монстрика появляется два, а то и три. Безумная какафония шорохов, шуршания и хлопков наполнила комнату, как будто действо переместилось к сборочному конвейеру фабрики.

Дальнейшее Сергей Петрович помнил плохо. Кажется, женщина сразу грохнулась в обморок. Он же впал в состояние, близкое к исступлению - как берсерк, накинулся на сороконожек, готовый давить, колоть и резать.

Только мальчишка оставался невозмутим. С неподдельным интересом крутил головой, потряхивая недостриженной челкой.

К приезду милиции парикмахерская выглядела весьма плачевно, если не сказать - сюрреалистично. Кругом желтыми кляксами лужицы, чем-то сродни смоле. Гадов не выжило ни одного - по крайней мере, Сергею Петровичу хотелось так думать. Сам он сидел посреди комнаты, с бритвой в руке, будучи совершенно обессиленным.

В эти минуты старинные замки и загадочные пагоды остались где-то очень далеко. Вернулась память о дне, когда случился инфаркт. И чувство потери, переходящее в панику - оно тоже вернулось.

Следом за милицией приехал и хозяин помещения. Сделал недвусмысленное предложение съезжать, заплатив по счетам за аренду и ремонт. Вот тогда Сергей Петрович понял, что жизнь, размеренная по минутам и выпестованная с таким трудом, стремительно летит в тартарары.

Воскресенье он не любил, но сегодня оно пришлось как нельзя кстати.