Два лика одиночества.
Шрифт:
– Валлентайн работает. Подробностей не знаю, да и знала бы – сам понимаешь…
– Понимаю.
– А Творец… Откуда мне знать, чем вызвано его интерес к этому миру? Он мне об этом не рассказывает, – чуть более раздраженно, чем хотела, проговорила Аркана. Демон задумчиво на нее посмотрел, но ничего не сказал. – Тебе-то что там надо?
– Присмотреть кое за кем, – Асмодей неопределенно пожал плечами. – В общем, дело личного толка.
– Это твоя официальная просьба?
– Да. Наложение Печатей до третьего Круга ограничения и портал в закрытый мир номер сорок восемь в секторе h-35.
– Даже не думай, – раздалось за спиной у демона. Асмодей резко обернулся… и выругался сквозь зубы.
У двери, небрежно прислонившись
– Почему, Раадан? Ты же знаешь, я должен быть там! Эта тварь…
– Ты должен быть где угодно, но только не там! – резко оборвал Первого князя Аббисса Творец Прайма. – Мир и так на грани явления Серого странника, на карту поставлено существование целого сектора, и твое там появление ничем хорошим не закончится.
– Но…
– Нет, Асмодей. Я знаю, почему ты так рвешься туда, но без Печатей тебе там делать нечего, а ограничение до третьего Круга… он тебя размажет. Просто и без выкрутасов. Прости, ты ведь и сам это понимаешь. Я знаю, что ты жаждешь мести. Жаль, но не в этот раз.
– Решил для себя это приберечь, – прошипел демон, теряя над собой контроль. Воздух на террасе ощутимо нагрелся.
– Держи себя в руках, Асмодей! – Ледяной голос Арканы резко остановил нагревание, и температура начала быстро понижаться.
Яростно сверкнув глазами, князь вышел. Творец и Хранительница остались одни.
– Как же с ним бывает сложно… – выдохнул Раадан, падая в плетеное кресло и вынимая из воздуха банку пива.
– Почему он так рвется к сорок восьмому? – решилась спросить Аркана.
– Там возродился Левиафан. Ты слишком молода, чтобы это помнить, но… В свое время эта тварь едва не уничтожила Прайм. Мы все уцелели лишь благодаря Скульптору.
– Кто это?
– Неважно. Пока тебе достаточно знать, что он во много раз сильнее меня. Тогда он выдернул нас всех из небытия, отмотав время назад на три тысячелетия по исчислению Прайма, и мы успели остановить Левиафана. Больше всех досталось Дианари, именно после этого она стала Звездной Всадницей, но и Асмодей пострадал. В первую очередь – из-за нее, так что у нашего князя есть все основания люто ненавидеть Левиафана. Хотел бы я знать, какой урод освободил эту тварь…
– Вы пришли лишь для того, чтобы сообщить мне об этом и запретить выполнять просьбу Асмодея? – максимально холодно спросила Хранительница.
– Нет. Ты должна немедленно отправиться к границе сферы сорок восьмого мира в секторе h-35, и дожидаться связи со мной или Александером. Асмодея можешь взять с собой… пусть лучше будет под присмотром.
После таких слов Раадана Аркане было сложно помнить, что речь идет об одном из самых могущественных и древних демонов Прайма, Асмодее Повелителе огня, Первом князе Абисса.
– Это все?
– Да. До связи. – Он поднялся на ноги и направился к выходу. В дверях Творец едва не столкнулся с Асмодеем.
– Не как демон Творцу, а как друг другу, скажу – Раадан, ты самый большой дурак, которого я когда-либо видел.
Тот в ответ прошипел что-то неразборчивое и исчез.
– Ну что, выгонишь меня? Или был приказ присматривать? – с иронией осведомился Повелитель огня.
– Как хочешь. Можешь остаться, можешь уходить. У меня еще есть дела, – с этими словами Аркана Белое Пламя, дракона и первая Хранительница Прайма, покинула террасу. Асмодей же вновь занял свое любимое место на периллах балкона и, задумчиво глядя вниз, улыбался своим мыслям. В его голове рождался рискованный план.
Глава XXIV
Ничего непристойного…
– Хоть я и понимал, что воровством долго не проживешь,
– Ты в подземельях поседел? – тихо спросил Вэйлианесс. Он лежал рядом на ковре, положив голову на колени скрипачу. Эль’Чант даже не шевелился – боялся спугнуть странную связь, незримую, но от того не менее крепкую, возникшую между ним и Кимом. Нет, разумеется, между ними ничего не было и быть не могло – просто голова лорда лежала на коленях Киммериона, и беловолосый эльф рассеянно перебирал короткие светло-золотистые пряди.
Вэйлианесс был абсолютно счастлив. Впервые за свою долгую жизнь он понял, что такое любить, любить полностью, без остатка, самое себя отдавая этой любви, и не имело значения, что Ким испытывал к нему лишь дружеские чувства. Лорд растворялся в этой любви, и не существовало более никого и ничего. Он понимал, что Киммерион никогда не ответит ему взаимностью, понимал, что для лесного эльфа такая любовь противоестественна, но он и не просил ничего. Он был счастлив оттого, что его голова лежала на коленях Кима.
– Окончательно – да, – после короткого молчания ответил эльф. – Первая половина моих волос стала белой в тот проклятый вечер, когда моя беременная сестра была вынуждена на моих глазах отдаваться трем пьяным ублюдкам, чтобы получить деньги мне на лекарства. А меня заставили на это смотреть. И если я закрывал глаза или пытался отвернуться, они ее били или придумывали что-нибудь похуже. А потом, когда они ушли, Лианэй сказала: «Зато у нас теперь есть две золотые марки…» Я думал, что умру. Я надеялся, что умру. Это была подлая, эгоистичная надежда, но она была. Я был готов совершить самое страшное преступление, только мысль о том, что Лиа без меня не выживет, остановила меня. А так хотелось войти вечером в какой-нибудь ресторан, где кутит вся эта «золотая молодежь», достать меч и убивать. Убивать до последнего вздоха. Пока кто-нибудь из этих ублюдков не окажется ловчее, быстрее, хитрее, умелее или попросту везучее и не отправит на тот свет уже меня. Очень хотелось, – руки Киммериона дрожали. Вэйлианесс перевернулся на живот, осторожно взял в свои руки тонкие кисти скрипача и прижался к ним губами.
– Тебе нельзя умирать, – прошептал он. – Если ты умрешь, мир тоже умрет. Тебе нельзя умирать… Понимаешь – нельзя!
– Вэй… Прости меня, – неожиданно сказал Ким. Лорд с удивлением поднял голову и посмотрел возлюбленному в глаза. – Я не имел права появляться в твоей жизни.
– Ты даже не представляешь, насколько я рад, что познакомился с тобой, – все так же тихо заговорил Эль’Чант. – Ким, моя жизнь была бессмысленной до нашей первой встречи. Я жил, работал, дрался на дуэлях, иногда писал пьесы для театра, небольшие фортепианные произведения, стихи… Спал, ел, занимался сексом… Страшно вспомнить, сколько любовников и любовниц у меня было за последние сто лет. Но все это было существованием. Бессмысленными функциями организма. Только когда я встретил тебя, я понял, что такое любовь, настоящая любовь, а не тот фальшивый коктейль из похоти и вожделения, который прячется под ее маской. Только тогда я понял, что любовь – это и есть смысл жизни. Настоящая любовь. И не важно, взаимна она или нет. Я начал жить после того, как умер, – Вэй с улыбкой коснулся шрама напротив сердца под расстегнутой на три верхние пуговицы рубашкой. – И все это лишь благодаря тебе. Если бы не ты, я так и оставался бы до конца жизни набором функций организма.