Два любящих сердца
Шрифт:
— Здесь нет никаких камер. Она улыбнулась.
— Надеюсь на это, иначе твоей репутации конец. Какой позор — прямо у входной двери, не добравшись до постели…
— Джу.
— Что, Сандро?
— Я начинаю этого бояться.
— Чего именно?
— Я хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну женщину.
— По-моему, мужчины обычно боятся прямо противоположного…
— Я словно попал в рабство. Я не могу избавиться от наваждения. Я, который всегда гордился своим умением контролировать
— Так ты мой раб?
— Боюсь, что да.
— Что ж… Тогда, раб, делай то, что тебе говорят!
Она вывернулась из-под него белоснежной птицей, встала над ним на коленях, уперла одну руку в изумительное бедро, чуть подбоченилась. Другой рукой медленно приподняла грудь, пропустив розовый напряженный сосок между пальцев, поднесла к губам мужчины. Алессандро с трудом подавил желание кинуться на нее немедленно. Он принял игру. Медленно, не сводя с Джуди глаз, коснулся соска губами. Приоткрыл их, обхватил розовый бутон, провел по нему кончиком языка. Джуди застонала. По ее телу пробежала дрожь.
Когда он принялся таким же образом ласкать и другую грудь, она подалась вперед, оперлась руками о его плечи и оказалась на нем в позе всадника. Прелестной, вернее сказать, всадницы-амазонки. Алессандро с глухим рычанием откинулся на подушки, не отрывая жадных глаз от великолепной картины, открывавшейся перед ним.
Вершины блаженства они достигли одновременно, и Джуди обессилено упала ему на грудь, а он с тихим смехом обнял ее обеими руками, не давая ей раньше времени сползти с него. Почему-то это казалось очень важным — не размыкать объятий как можно дольше.
Возбуждение накатывало на них волнами. Иногда оба забывались в каком-то странном, стремительном — на несколько минут — сне, но тут же просыпались и вновь ласкали друг друга, изобретая все новые и новые ласки, исследуя то, что и так хорошо знали, вспоминая и радуясь воспоминаниям.
Еще трижды мир закручивался в первородную спираль. Трижды счастливый сдвоенный крик потрясал своды тихой спальни. Наконец усталость достигла той степени, когда они могли только лежать рядом и держаться за руки.
Джуди открыла глаза и улыбнулась солнечному зайчику, пробиравшемуся по потолку. А потом в мозгу вспыхнула простая и кристально четкая мысль, от которой стало ярко глазам.
«Я люблю его. Я всегда его любила, даже когда ненавидела. Я любила его каждый миг своей жизни с ним и без него. Я любила его, когда кормила грудью его ребенка. Я любила его, когда не знала, на что мы будем с этим ребенком жить. Я любила его тогда — я люблю его сейчас».
Она лежала, тщетно пытаясь унять сердцебиение.
Это было так просто, до идиотизма просто. Одно слово — ЛЮБЛЮ — объясняло все сразу. В том числе и то, что никакой развод ей не нужен.
Вернее, технически развестись
Алессандро ее не любит. Никогда не любил. Хотел, да, его влекло к ней, об этом уже написан миллион книг, всякие гормоны-феромоны, но к любви это отношения не имеет.
Потому что, если бы он ее любил, то никогда, никогда бы не сделал того, что…
В горле стало горько, на глаза навернулись слезы. Не надо было вспоминать. Она почти приучила себя не вспоминать за эти восемь лет. Почти. Теперь, похоже, этим воспоминаниям суждено вернуться.
А может, лучше наплевать на все и порадоваться жизни? Сколько лет она не была в отпуске? Да все восемь и не была. Вот и надо радоваться — море, небо, солнце, изумрудный остров, шикарный мужик под боком и целая неделя хорошего, здорового секса впереди…
И вечное отчаяние — когда эта неделя закончится.
И, словно вторя ее мыслям, зачарованно пробормотал мужчина, лежавший рядом:
— Невероятно! Это был лучший секс в моей жизни!
Вот так. Лучшая сделка. Лучший обед. Лучший костюм. Лучший секс.
И нечего придумывать себе разную ерунду! Романтические дуры долго на свете не заживаются, а у Джуди есть дочь. Ее дочь. Их двое в этом мире, и думать надо только об этом.
Она прижалась к Алессандро всем телом, глубоко вздохнула, закинула голую ногу ему на бедро — и заснула крепким сном хорошо поработавшего человека.
Алессандро устал ничуть не меньше Джуди, но сон к нему не шел. Он лежал, уставившись в потолок, и мысли бесконечным потоком кружились и неслись у него в голове.
Вот вам и самоконтроль. Впрочем, с ним было все понятно с самого начала. Как только он вошел в офис фирмы «Феникс».
Зачем врать самому себе? Начало — это когда он прочитал ее фамилию в пресс-релизе, поданном ему Сердержем в замке Читрано. А еще правильнее — восемь лет назад. Собственно, ничего и не кончалось.
Как их звали, этих гордых — и не очень — красавиц, которые оказывались в одной постели с Алессандро за эти восемь лет? Клары, Марии, Франчески… Элен, Фьореллы, Вирджинии… Это не имеет ни малейшего значения, потому что он не помнит их лиц. Помнит только моменты собственного оргазма — и холодное равнодушие по утрам.
Нет, вряд ли он разбил чье-то сердце. Это трудно сделать за одну ночь, к тому же девственниц среди них было немного. Точнее ни одной.
Он был первым только для Джуди Маклеод. А она, похоже на то, стала его последней.