Два мира. Том 2
Шрифт:
«На меня напали двое засадников».
«Остальные развлекают меня», — отозвался Кисаме.
«Уже заканчиваешь?» — уточнил Итачи, подбегая к опоре моста и закрепляя на ней взрывные печати; эти были значительно сильнее обычных, дополнительно оснащены соответствующей рунограммой, и по расчёту Итачи должны были без труда справиться со здешней толщиной камня.
«Да, но сюда спешит подмога».
«Сколько?»
«Пока две команды, но будет больше».
Мысленно кивнув, Итачи ускорился; пару минут спустя все опоры были заминированы,
— Заканчиваем?
Итачи слегка наклонил голову, концентрируя чакру, придавая ей оттенок стихии. Затем, повернувшись к лесу, стелившемуся по берегу, принадлежавшему Стране Звука, сложил печати.
— Катон: Гока Месшицу.
Одна из мощнейших техник Катона. Она буквально выжгла лес, озарив светлеющий небосвод таким заревом, что с расстояния наверняка можно было представить, что солнце в это утро взошло досрочно. Но Итачи не остановился на достигнутом; достав из держателя волшебную палочку, он сосредоточился, изменяя свою внутреннюю энергию, концентрируясь на Инь-составляющей, после чего сделал широкий взмах — огонь, пожирающий деревья, взвился, распространился дальше, пополз в обе стороны по берегу. Вскоре там, насколько хватало глаз, была выжженная дочерна земля.
«Как говорил мой дядя, Учиха — не Учиха, пока не может оставить после себя пепелище, — вспомнились слова Мадары, сказанные когда-то давно на совместной тренировке предка с Итачи и Саске. — У старика был слабоват Шаринган, но вот Катон выходил знатный».
— Страшный вы человек, Итачи-сан, — полушутливо-полусерьёзно проговорил Кисаме. — Минус семь противников, кстати.
— Минус одна большая проблема для Альянса, — ответил Итачи устало. Он сделал то, что был должен, но не испытывал ни радости, ни гордости; ему оставалось лишь верить, что эта мера хотя бы на шаг приблизит окончание войны. — Отступаем.
Кисаме шагнул к нему, и Итачи взял напарника за плечо. За миг до перемещения он активировал печати — от грохота взрыва заложило уши, но ему на смену спустя долгий миг трансгрессии пришла тишина окраины центрального лагеря восточного фронта Альянса.
========== Глава 2. Восстание ==========
Отчаяние. Сбивающее с ног, обезоруживающее, вырывающее из сердца вой.
Страх. Инстинктивный, животный, тёмный.
Непонимание. Почему всё так, когда правила игры изменились, за что?..
— Ты боишься меня?
Голос мягкий, почти нежный, ласкающий. Бросающий в необъяснимую дрожь.
— Вы — прародительница чакры, — собственный голос не хрипит, и это радует. — Бояться не станет только дурак.
Лицо Зеро, стоящего за спиной Матери, едва приметно вытягивается — шпилька действительно задевает его. Он сам Мать не боится: восторгается, да, раболепно приникает к подолу её одеяния, смотрит влюблёнными глазами фанатика — но не боится, что открыто демонстрирует всем, в том числе и самой Кагуе.
Дурак. Хитрый, опасный дурак.
—
Вот оно, есть за что зацепиться: «верным», значит, сама по себе кровь не важна, важна лишь преданность… Почему-то это, логическое, размышление идёт лишь на втором плане; перелив собственного имени в её устах заставляет Обито невольно подумать о том, как, должно быть, красиво и нежно эти самые губы, этот от природы ласковый — Кагуя привнесла в него лишь зачаровывающую силу, оттенки — голос звал по имени людей, которых сама девочка любила. «Отец… Ханаби, сестра… Наруто-кун… Дейдара…»
До чего же странно: говорить с Оцуцуки Кагуей, богиней, матерью Рикудо Сеннина, глядя на Хьюгу Хинату, чунина из Конохи, чьи мысли и сердце (обычно, наверное, и тело, которое сейчас не подвластно ей) принадлежат Дейдаре, живостью и наглостью похожему на самого Обито в глубокой юности. Это в самом деле неожиданно трогало. Обито видел их вместе: их улыбки, прикосновения, взгляды. Светлая, искренняя первая любовь, причём, что особенно удивительно — у обоих. Обито и сам некогда её испытывал, вот только не встретил ответа…
— Тебя интересует это тело? — в голосе почти разочарование, в горящих серебряных глазах — сокрушённость и усталость.
— Я знаю шиноби, которому было позволено его касаться, — ответил Обито, подавляя взволнованный стук сердца, взметнувшийся при воспоминаниях.
Зеро дёрнулся, словно эти слова прошибли его током.
— Возможно, — начал он мягко, вкрадчиво, — для того, чтобы не произошло… эксцессов, стоит избавиться от этого человека? Если вы прикажете, Мама, я сделаю всё сам.
Обито не сдержал хмыканья, на которое Зеро отреагировал ледяным взглядом. Кагуя слегка приподняла брови, требуя пояснений.
— Дейдара силён, отчаян и мстителен, — проговорил Обито, обращаясь к Матери, не Зеро. — У него острый ум и талант намертво вцепляться зубами в бытие, в свою цель, если видит в этом необходимость. Если Зеро выйдет против него, это приведёт к тому, что верных детей у вас станет на одного меньше.
— Я изучал этого мальчишку, — в голосе главаря сучьих детей засквозила ярость пополам с обидой — где ты, хвалёный самоконтроль? — У него горячая голова и нет мыслей о последствиях, нет продуманности…
— Не скажи, — перебил его Обито, откровенно вызывая. — Ты и дети следили за ним четверть года, а я — почти шесть лет. И я говорю, — он вновь повернулся к Матери, — что бой против Дейдары в нынешнем его состоянии, когда он отчаянно хочет вернуть своё, невыгоден нам. Кроме того, не стоит забывать, что он не один: ему на помощь придут наследники Индры и Ашуры и ещё полдесятка мощнейших шиноби, против которых если и бросать, то максимум сил. Но на данный момент, как я понимаю, у нас есть другие, более срочные задачи.