Два мира
Шрифт:
— Дедушка, дедушка, я поймала лисицу-разбойницу, таскавшую у нас кур! Вот она!
Добыча была с торжеством положена к ногам старого барона, тщетно старавшегося умерить проявления бурной радости своей внучки.
— Но, Траудль, разве ты не видишь, что у нас гости?
Только теперь девочка пришла в себя и, увидев гостей, радостно воскликнула:
— Бертольд, наконец-то ты здесь!
— Да, я снова здесь, — улыбаясь, ответил граф, — и. как видишь, не один. Мне приходится взять на себя церемонию представления. Алиса, это баронесса Гертруда фон Гельфенштейн. Для нас она
Широко раскрытыми, изумленными глазами Траудль посмотрела на молодую женщину, которая тоже была удивлена не меньше ее.
Как? Это молодое существо, вбежавшее в комнату, как шаловливый мальчишка, — баронесса фон Гельфенштейн? И что у нее за вид! Простое темно-серое платьице было ей узким и коротким, обута в грубые кожаные сапоги, черная поярковая шляпа уже изрядно поношена, но на ней красовался зеленый султан, украшающий шляпы охотников после удачного выстрела. Стройная фигурка девушки еще не полностью сформировалась, а на лице, сохранившем еще детское выражение, сверкали темно-серые, о чем-то вопрошающие, глаза. Рыжеватые волосы растрепались во время охоты и стремительного бега и рассыпались по спине. Юная баронесса, несмотря на свои шестнадцать лет была, очевидно, настоящим ребенком и позволяла себе все вольности детского возраста.
Алиса произнесла несколько слов, холодных и корректных как она сама, но Траудль не отрывала глаз от ее лица и наконец воскликнула с явным восхищением:
— О, графиня, как вы прекрасны!
Алиса улыбнулась, это наивное, страстное восхищение польстило ей больше, чем любая из ее побед. Она протянула девушке руку и произнесла:
— Нам следует поближе познакомиться, баронесса Траудль, будем друзьями! Хотите?
— О, да, да! Я и с Бертольдом всегда дружила. Посмотри-ка на эту лисицу, Бертольд. Гофштетер позволил мне выстрелить и сказал, что это был мастерский выстрел. Я удачно попала в рыжую плутовку, не правда ли?
Она подняла лисицу с пола и потрясла ею с торжествующим видом, но дед произнес укоризненным тоном:
— Ты совсем забываешь, что ты взрослая девушка. Будьте к ней снисходительны, графиня! Она целые дни проводит с лесником, особенно с тех пор, как граф Равенсберг подарил ей пони. Это было лишним баловством со стороны твоего отца, Бертольд. Она стала еще необузданнее.
— О. мой пони — прелестное, восхитительное животное! — воскликнула Гертруда. — Ты видел его, Бертольд? Если нет, то я непременно должна показать его тебе и твоей жене. Пойдемте со мной!
— Нет, оставь мне Бертольда, — остановил ее дед, — я так давно его не видел. Но если вы ничего не имеете против этого знакомства, графиня…
— О, разумеется! Пойдемте, баронесса.
Алиса быстро встала, радуясь желанному предлогу, а Траудль в восторге от того, что гостья пожелала видеть ее пони, мгновенно завладела молодой женщиной и повела ее из комнаты.
— Все та же резвая шалунья, — сказал Бертольд. — Наша маленькая златокудрая Труда нисколько не изменилась.
— Да она и не изменится, —
— Да, она умерла слишком рано и для дочери, и для Гейнца.
— Мой бедный Гейнц! Он никогда не верил в возможность несчастья, а я в продолжение многих лет видел, как оно приближалось. Он все время надеялся, что мы как-нибудь его преодолеем. Я не мог не обвинить судьбы в жестокости, когда после того несчастного падения с лошади мне принесли моего сына умирающим. Теперь же я верю, что все было к лучшему. Он не перенес бы такой горькой участи, я же должен испить чашу до последней капли. А этот бедный ребенок! Траудль выросла свободной и вольной, не имея никакого представления о жизни, между тем придется же ей вступить в эту жизнь и испытать ее беспощадные требования и суровую жестокость! Что будет с моей Траудль, когда я закрою глаза?
— Но, дядя, как же ты можешь тревожиться об этом? Ты ведь сам назначил моего отца ее опекуном и отлично знаешь, что наш дом будет ее домом.
— Знаю, Равенсберг обещал мне это. Но все же мне очень горько осознавать, что единственное дитя моего сына всю свою жизнь будет жить в вашем доме из милости.
— Всю свою жизнь! Но ведь Траудль семнадцать лет, и она может скоро выйти замуж.
— Нищая бесприданница никогда не выйдет замуж. Для всех нас наступили тяжелые времена, и пока мы не можем их побороть. Твой отец продолжает эту борьбу с присущей ему энергией. Он спас свой дом, но за это принес в жертву своего сына.
— О, нет! Я по доброй воле сделал то, что должен был сделать ради имени и чести нашей семьи. Они не должны были погибнуть. В нашем кругу романтические браки являются редким исключением, обычно решают дело род и его интересы. То же самое сделал и мой отец, да и Гейнц при выборе жены руководствовался твоими желаниями и советами. И оба брака были счастливы.
— Да, потому что в обоих случаях женились на ровне, ты же взял себе жену из совершенно другого круга. Неужели ты веришь, что эта красивая, гордая женщина, отлично сознающая, что все в ее власти, когда-нибудь станет нашей? А ты чувствуешь себя счастливым в качестве мужа «принцессы»?
— Дядя Гельфенштейн! — вспылил, было, Бертольд, но старик сделал успокоительный жест. — Я говорю это, вовсе не желая оскорбить тебя, но ты со своей чуткостью и восприимчивостью меньше всего годишься для этой роли. Впрочем, делу уже не помочь. Мы все попали под колесо, и оно неминуемо раздавит нас. Благо тому, кто теперь наверху, — и мы были там когда-то!
В словах старика звучала мрачная покорность. Молодой граф встал, страдая от разговора, и произнес:
— Ты болен и озлоблен, дядя, и видишь все в черном свете. Счастье еще, что с тобой веселая и жизнерадостная Траудль. Ты позволишь мне сходить за женой? Нам пора домой.