Два мира
Шрифт:
— Вы ошибаетесь, мистер Морленд! Меня привела сюда не смерть Гунтрама. Я хотел сообщить вам, что решил остаться здесь, на своей родине, и доказать тут то, что я считаю своим долгом. Я просил отсрочки, чтобы выждать решения, от которого зависело все мое будущее.
— Оно касалось того проекта, о котором вы мне говорили? — неожиданно вмешалась Алиса.
Взгляд Германа загорелся гордым, торжествующим счастьем.
— Да, графиня, я победил! — воскликнул он.
— Я знала это! — вырвалось у Алисы, — знала еще тогда, когда вы говорили
Это была минута полного самозабвения, выдавшая то, что было скрыто. Они забыли, что не одни в комнате. Морленд молча смотрел то на одну, то на другого и вдруг резко спросил:
— Узнаю ли я наконец, о чем именно идет речь.
— Простите, — быстро повернулся к нему Зигварт, — я ведь для этого и пришел сюда. Может быть, вы слышали о премии, назначенной за проект здания для национального музея в Германии?
Американец окинул молодого человека внимательным взглядом.
— Разумеется, слышал. Что дальше?
— Это будет громадное, монументальное здание, на которое отпущены колоссальные средства. Рассчитывали, разумеется, на лучшие силы, но подать проект мог всякий. Ну, и я победил в этом конкурсе.
Зигварт вынул из кармана большую бумагу и передал ее Морленду. Алиса подошла к отцу и через его плечо прочла содержание: архитектору Герману Зигварту, состоящему на службе в Эберсгофене, сообщалось, что по решению жюри присланному им проекту присуждена первая премия и ему, Зигварту, передается право на строительство здания. Второй и третьей премии были удостоены два знаменитых архитектора Германии.
Алиса не произнесла ни слова, только ее глаза засверкали, и она бросила на Зигварта страстный взгляд. Морленд молча сложил бумагу и возвратил ее Герману. Архитектор удивился, он ожидал, что его новость будет встречена иначе.
— Не считайте меня неблагодарным, если я теперь откажусь от вашего предложения, — сказал он. — Но — вы видите — я приношу его в жертву не какому-нибудь пустяку.
— Нет, — холодно возразил Морленд, — это большой редкостный успех. Позвольте пожелать вам всего хорошего!
— Вы сердитесь на меня? — серьезно спросил архитектор. — О, не портите мне этим тоном первой большой радости успеха! Вы собирались так много сделать для меня, да уже многое и сделали. Я никогда не забуду этого, если даже и пойду другим путем.
Но его теплые слова не встретили отклика. Люди, подобные Морленду, никогда не прощают тому, кто разрушает их планы, и Морленд не мог примириться с тем, что от него ускользала, как он уже считал, его собственность. Он прежним ледяным тоном произнес:
— Я ни в чем не упрекаю вас, вы имели полное право так поступить. Мое предложение было для вас выгоднее потому, что у нас вы достигли бы того, чего вам никогда не дадут условия немецкой жизни. Но я знаю, что для вас это не имеет значения. Еще раз желаю вам счастья.
Этими словами Зигварту, несомненно, дали понять, что ему пора уйти. При этом Морленд положил руку на плечо молодой женщины, как бы запрещая ей вмешиваться.
На лице Германа выразилось горькое разочарование, но в то же время в нем проснулась гордость.
— Вы несправедливы ко мне, — спокойно и твердо сказал он, — но мне приходится примириться с этим. Я по-прежнему глубоко благодарен вам, но не могу изменить и не изменю своего решения. Прощайте, мистер Морленд.
Он поклонился американцу и графине и вышел из комнаты.
— Папа, это было более чем несправедливо! — пылко воскликнула Алиса. — Ты нашел и выделил молодого, неизвестного художника, а когда он явился к тебе заявить о своем блестящем успехе, ты обошелся с ним как с преступником. Ты не имел права так проститься с ним.
— Не имел права? Ты, кажется, очень высокого мнения о нем? А мне казалось, что вы почти незнакомы.
— Я же говорила тебе, что мы разговаривали раза три-четыре.
— Причем он поверял тебе свои тайны, планы и надежды? Ты знала, что держит его здесь, а от меня он скрыл это.
— Он чувствовал, что я понимаю его борьбу и стремления.
— Вот как! — Во взгляде Морленда сверкнула та острая проницательность, для которой, казалось, не было тайны в душе человека. — Прежде ты не особенно интересовалась людьми его круга. Зигварт теперь для нас потерян. Он может посвятить все свои силы и талант родине и с воодушевлением примется за работу. Ведь это всегда было его идеалом, и ради этого он жертвует и перспективой на будущее, и богатством. Настоящий Михель! До свидания, Алиса! — и он вышел из комнаты.
Алиса хорошо знала отца и видела, что, несмотря на все кажущееся спокойствие, он был сильно раздражен. Он сердился не только потому, что ошибся в расчете, он злился на непокорную «гранитную глыбу» с ее непонятным упорством.
Предполагаемое объяснение Морленда с Равенсбергом состоялось уже на следующий день и кончилось полным разрывом. Бертольд, за которым послал отец, с ужасом слушал его, предвидя возможные последствия, о которых граф в пылу раздражения, по-видимому, и не думал.
— Ради Бога, папа, — воскликнул он, — если вы так относитесь друг к другу, то моему тестю невозможно оставаться здесь.
— Разумеется, нет! Впрочем, он уже сам предупредил меня о своем отъезде. Тем лучше! Алиса избежит его влияния, и — надо надеяться — он немедленно вернется в Нью-Йорк. С меня довольно! Каково это в моем собственном доме, на моей собственной земле терпеть человека, который все контролирует, во все вмешивается и позволяет себе неслыханное своеволие? Пора положить этому конец! Он стал вмешиваться даже в мои политические дела, вздумал предписывать, что и как мне делать. Действительно, эти выскочки способны все себе позволить, зная, что у них деньги в кармане.