Два пера горной индейки
Шрифт:
Бармен поставил передо мной коньяк, но опять не в такой рюмке, как у Толика, а в фужере. Мне следовало попросить не сто граммов, а пятьдесят. Придется еще заказывать.
Шапочки с Гербом Советского Союза, о которой он говорил, изготавливались для сборной страны. Я в сборную никогда не входил. У местных тренеров, работников канатки, спасателей и обслуги они нынче в самой большой цене. И хотя сроду этим не занимался, пристроив свой фужер в самый центр круга от лампы, ответил:
— Можно попробовать, если очень надо. Но только на следующий год.
Девушка оценивающе оглядывала меня.
— У тебя же есть на куртке, — кивнул я на его грудь, где среди всей пестроты фирменных знаков красовались золотые колосья.
— Не для себя, вот она просит, — кивнул он головой на девушку.
Делая вид, что не понимаю недолговечности присутствия девицы, я подыграл ему:
— Сейчас, прямо здесь, найти трудно. У кого есть, ни за что не отдаст, ты же знаешь. Нужно из Москвы везти.
Разговаривая, я переставлял по твердому лаку стойки, такому прочному, что его даже спирт не брал, стакан с недопитым коктейлем и фужер, косясь на пустой стакан своего соседа. Но тут подошел бармен и унес его.
— Еще пятьдесят грамм коньяку! — крикнул я ему вослед, надеясь получить такую же рюмку, как у Толика.
Но бармен подошел, взял мой фужер и вернул мне его с желтой жидкостью.
Нет, подмена — не метод. Надо придумать что-то другое. Так я действительно упьюсь вусмерть. Я уговаривал себя не торопиться, выжидать, но алкоголь тем временем делал свое дело.
Ждать пришлось недолго, Толик вынул из кармана ключ от английского замка и положил его перед девушкой:
— Иди ложись. Меня не жди.
Как только они встали и направились к двери, я схватил за ножку его рюмку, осторожно перевернул ее и, взявшись за края подставки, опустил руку с ней под стойку. Толик вышел не оборачиваясь, а его спутница повернулась перед дверью и окинула бар победоносным взглядом.
Они ушли около десяти часов вечера, а бар открыт до одиннадцати. Он был полон, и я, несмотря на царивший здесь полумрак, оказался у освещенной стойки на виду у всех. И бармен мог хватиться рюмки.
— Батал, сколько с меня?
Чтобы достать деньги, пришлось поставить рюмку на пол под стойкой. Кинув десятку, я снова взял рюмку за края подставки и так пошел с ней к выходу. У двери я обернулся и убедился, что бармен ничего не заметил. На меня смотрел только один Глеб.
Совсем молодцом, ничего не путая, я рассказал Котлову о том, как добыл рюмку Толика. Не забыл упомянуть о разговоре его с Шамилем и о том, что Толик, видимо, отправился в котельную.
Вместо того чтобы поблагодарить меня за принесенную рюмку, Котлов вдруг пришел в ярость. Сжал зубы, на скулах его заходили желваки, глаза загорелись нехорошим огнем.
— Кто вас просил?! — закричал он. — Я вас просил помогать мне, а не мешать! Чего вы лезете не в свои дела?!
Мне надоело это хамство.
— Ваша мама не говорила вам, что со старшими надо быть вежливым? Вы что орете на меня? Я что, ваш подчиненный? Младший сержант?
Мы поссорились и наговорили
— Чего уставился? Тоже мне Шерлок Холмс! Бормочет, бормочет...
Андрей с удивлением посмотрел на меня.
— Да?! Я не замечаю. Вы останавливайте меня.
Посмеиваясь, он помог расшнуровать мне ботинки, и я тут же заснул.
10
Утром, еще до подъема, нас разбудил Амарян. Я с трудом оторвал голову от подушки и сел.
— Закрываю весь район, — говорил начспас, пока мы одевались. — Никаких выходов из гостиницы. Дорога закрылась еще вчера, Абдулла последним успел удрать на своем «козле».
— Ой, Юра! Говори потише, — взялся я двумя руками за голову.
После вчерашнего она у меня просто раскалывалась.
— Ты взгляни, взгляни, Саня, в окно!
Я подошел к окну и увидел сквозь пелену падающего снега только высокие белые шапки на крыше шашлычной. Стен ее не было видно.
— Третьи сутки валит без остановки, уже более двух метров. Окна первого этажа закрыло. Сегодня после завтрака проведем общее собрание, и я прошу тебя выступить, Саня. Ты помнишь, что было в семьдесят восьмом году? Вот, то же самое начинается. Старший инструктор у нас не оратор, только рычит, ты должен выступить от тренеров. А то я один пугаю их, а они все норовят на тот свет. А как дело доходит...
— Есть! — прервал Юру Котлов. Он стоял с фотографиями, принесенными Юрой. — Оно!
Вчера он их напечатал поздно вечером и не стал ждать, когда подсохнут, а теперь в одной руке держал фотографию с отпечатками, найденными в квартире Васильевой, а в другой — с отпечатками пальцев Толи.
— Идентичны? — спросил я.
Котлов сразу нахмурился. Восторженная радость сменилась напускной суровостью.
— Это может утверждать только эксперт, — сказал он. — Похожи, очень похожи. — И погладил себя по голове, словно за хорошо сделанную работу.
— Ну-ка, ну-ка... — Мы с Юрой тоже посмотрели. — Точно! Чего тут сомневаться?
— Когда связь? — спросил Котлов у Амаряна после небольшой всеобщей паузы.
— В восемь ноль-ноль.
— Быстро Шамиля сюда! — повернулся ко мне Котлов. — Чтоб до связи.
Минут через десять я привел найденного в холле Шамиля. Юра уже ушел, в тот день он крутился как белка в колесе.
— Шамиль, я старший уполномоченный уголовного розыска, МУРа, — ошарашил его Котлов. — Занимаюсь расследованием убийства. Убийства, понимаешь? Вот мое удостоверение.