Два Призрака
Шрифт:
Он даже и не понимал, откуда у него такие силы, как он смог удержать это тяжеленное зеркало, и как у него не сломалась, или, по крайней мере, не вывихнулась рука. Но получилось так, что зеркало, описав дугу, грохнулось об потолок, и разбилось на мириады осколков.
Страшный вопль обратился в вихрь, и Юра понял, что он летит и кружится, словно пушинка в вихре, среди дребезжащих осколков.
Лже-Уля тоже разбилась, и только её стеклянная рука осталась, и тысячью игл, тысячью шипов, тысячью орудий пытки погружалась в Юрино
Но, тем не менее, сквозь закрывающую всё кровавую пелену, он увидел, что оказался в ином коридоре, и услышал, что из-за поворота быстро приближаются шаги, и слабый, испуганно молящий Улин голос услышал:
— Юра… что же ты со мной делаешь?.. Оставь меня…
И он, уже зная, с чем столкнётся, бросился к ней навстречу. И выскочил из-за поворота, и завопил: «А-А-А!!!», потому что и боль в руке стала адской — стекло сливалась с его костью.
И в страшном, стремительно вихрящемся кровяном мареве он увидел лже-Себя, который тащил Улю.
На одно лишь мгновенье замешкался лже-Юра, и тогда Юра-настоящий нанёс ему страшный удар своей ставшей стеклянной рукой по лбу. Мелкой, но частой паутиной трещин покрылся лже-Юра, а потом развалился.
Рассыпалась и стеклянная рука, но на её месте из кровавого облака тут же материализовалась настоящая рука.
— Я так и думала, — сказала Уля. — Он — это был не ты. Он так меня измучил. Сначала мы бежали…
— Можешь не рассказывать: я и так всё знаю. Меня тоже измучила Ты. Точнее — Лже-Ты…
— Ясно… Уф-фф… Как же я, честно говоря, утомилась. Едва на ногах стою. И даже неизвестно, сколько сейчас времени, потому что мои часы разбились.
— Мне бы очень хотелось верить, что всё-таки ещё не рассвет, и что Лесная Колокольня ещё держится.
— Да уж, хотя, кажется, столько времени прошло: не то что ночь, а целый месяц или год.
— Но всё же я думаю, что рассвет ещё не наступил. И знаешь, что из этого следует? — спросил Юра.
— Ну, и что? — устало пролепетала Уля.
— А то, что ещё сутки назад я спал у себя в кровати.
— Да? Ну и что же из того?
— А то, что я ничего не знал ни про этот проклятый дом, ни про колокольню. Потом утром, вместе со своим старшим братом, пошёл к нему на работу. Там в меня и призрак вселился. Затем вернулся к себе домой, но почти сразу побежал в лес.
— А я за тобой припустила, — вздохнула Уля.
— Совершенно верно. И просто интересно, что всё это в одни сутки вместилось…
— Да уж. Многим и за всю жизнь такого количества приключений не выпадает.
— Но всё же самое главное нас ожидает впереди, — молвил Юра. — Ведь нам надо найти тайник, и огненную шкатулку, и…
— Тихо.
— Что такое?
— Послушай, — насторожённо проговорила Уля.
Они начали слушать, но, вроде бы, никаких сторонних звуков не было слышно. И только где-то в отдалении отбивали барабанную дробь
— Да что такое? — спросил Юра.
— Мне что-то послышалось.
— Вот именно, что послышалось, а на самом деле не было ничего. Я вот думаю: где нам этот тайник искать? Ух, чёрт, ведь здесь же можно сколько угодно блуждать! Мне кажется, отправь сюда целую армию поисковиков-профессионалов, и они всю жизнь будут искать, и ничего не найдут. Только сами заблудятся. Но надо же с чего-то начинать…
— Тихо!
— Да что же такое?
— Теперь я совершенно точно что-то слышала.
И тогда они услышали: это был свист, который медленно нарастал. Сотни, а может и тысячи голосов, переплетаясь, в этом свисте звучали.
— Бежим? — устало спросил Юра.
— Долго мы не пробегаем. Да и куда бежать? Ты хоть понимаешь, откуда этот звук исходит?
— Нет.
— Вот и я тоже…
И тут они заметили, что в этом и без того затененном коридоре ещё больше темнеет. Источником мрака было зеркало, которое стояло у стены. Тьма хлестала сквозь трещины в стекле и затапливала коридор.
— Что же нам делать? — тихо спросил Юра. — Ведь сейчас мы утонем в этом мраке…
— Ты послушай голоса, — прошептала Уля.
Юра прислушался, и понял, что голоса повторяют причудливые злословия; и он, хоть и не без труда разобрал, что речь шла о разрушении Лесной Колокольни. Но, помимо планов вторжения, наплывали и иные слова: воспоминания о тёмном прошлом, зловещие планы на будущее…
И тогда Юра шепнул на ухо своей подруге:
— Это ведь сам Страшеглав.
— А точнее — его отравленная злобой сущность. Я вот что думаю: Юра, давай затаимся. Кто знает: может, он нас и не заметит.
Так они и сделались: распластались на полу вдоль стены, и в стену вжались. Со стороны казалось, что это просто лежат два каких-то грязных ошмётка, но уж никак не люди.
Между тем свист нарастал, голоса становились громче, и уже не говорили, а кричали, голосили, орали, рычали, ревели. Стало так черно, что ребята невольно подумали: а не ослепли ли они?
И из многословного, тёмного океана выхватили они такие слова: «Колокольня едва держится! Она дрожит! Она скоро падёт! Все силы на колокольню…»
Юра почувствовал, что рядом с ним проплывает нечто, и слегка к нему прикасается. От каждого такого прикосновения его сердце сжималось в болезненный, весь пронизанный ледяными иглами ком.
Не в силах сдержать любопытства, он повернул голову. И увидел нескончаемый, вновь и вновь повторяющийся лик. И был этот лик покрыт трещинами, и выбивалось из этих трещин мертвенное ядовито-белое свеченье.
Это был лик Страшеглава, и был он таким до невозможности жутким, что Юра закричал бы. Но тут лежавшая перед ним Уля, пнула его ногой, и он случайно впился зубами в её пятку. И только благодаря этому не выдал их криком…