Два раза по 70
Шрифт:
Связь с Андрюшей была хорошая, Варька успокоилась. Передала нам привет от Андрея и Буччика.
Варвара
Утром, за завтраком, Лео подвел к нам невысокого паренька. Вся наша техника носила на шее зеленые платочки. Во-первых, они прикрывали артефакты и накопители, во-вторых, наших видно издали и это очень удобно. У паренька тоже был в точности такой платочек, но когда он подсел к нашему столику, мелькнули полоски жабр.
– Знакомьтесь, девочки, это наш гид.
– Эрик, – кивнул парень.
Ага,
Вечером у нас, землян, было еще одно потрясение. Санечка, занимаясь на факультативе у сирены, вероятно, была готова к чему-то подобному. А мы с Ксенькой – точно нет.
Это была картинка из фильма Птушко «Сказка о царе Салтане». Мы уже учились в институте, когда фильм вышел на экраны. С каким восторгом мы его смотрели!
«Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
в чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые…»
Море, правда, не плескалось. Но фурор наши зрители произвели, где уж там, актерам-любителям Академии.
Выходили из моря спокойные, очень красивые, девушки и юноши. Чешуей они не горели, одеты просто и удобно, но выходили в полной тишине, практически не разговаривая, с любопытством рассматривая строения на острове.
Это впечатляло. Очень. Они шли и шли. Одежда, простые туники и штаны, тут же на них высыхала. Маги! Наверное, будущая абитура. Сирена просто так, случайно, ничего не делает. Это мы уже поняли.
Я проводила наших первых зрителей, билетов здесь нет, но дежурные есть, они помогали сесть по местам.
Зрительный зал потихоньку заполнялся.
Начали!
Ксения
Зрители смотрели на сцену, а я на зрителей. Они не сводили глаз со сцены, совершенно изумленно, улыбаясь, радуясь, но в полной тишине. Ни разговорчиков, ни шума. Ничего! Где-то пробегал смешок, но сверху зала, в невидимых коконах, сидела наша техника.
– Варя, срочно скажи актерам, все в порядке, реакция есть, они просто не умеют смеяться в голос! Так и скажи!
Варька тихо выскользнула из зала.
Я обмирала. Зачем? Зачем мы здесь? Господи, им хоть сказали, что принято аплодировать?!
Вероятно, им сказали. Они дружно похлопали, дружно встали и аккуратно вышли.
За кулисами нас встретила сирена. Улыбается.
– Большое спасибо! Очень хорошо все получилось. Они так смеялись.
Смеялись?!
Бедные актеры окружили сирену:
– Смеха не было! Вообще! Даже на репетициях есть реакция.
– Да. А тут как в вату!
– Что вы! Это они очень смеялись! Поздравляю всех, это победа!
И она, довольная, вышла.
На ужине устроили допрос Эрику.
– Эрик, что это было? Они вообще реагировали?
– Ну да, конечно. Смешно же было. Они смеялись.
– Да? А мы и не заметили.
– В голос же нельзя смеяться,
– Эрик! Кем не принято? И где не принято? О, вы и дома не смеетесь?
– Дома? Не знаю. Я дома не смеюсь. Зачем?
Я жизнерадостно сказала:
– Всем спасибо, не волнуйтесь. Сирена сказала – это они так смеялись. Значит, спектакль понравился.
Ректор ел и улыбался, в разговор не вмешивался.
Очень хитрый у нас ректор.
Варвара
Все спектакли прошли под копирку. Все три. Мы просто терпели и честно делали свое дело. Утром переедем на второй остров и все!
Наши водные маги уходили с утра, возвращались уже к ужину, после спектакля.
Ректор улыбался, чертик скалил всем зубы, Ксения была задумчива.
Санечка вдруг повернула голову к ректору и сказала:
– Нас с вами зовут, быстрее!
Ректор аж подавился:
– Кто, куда?
– Сирена. Быстро.
Они побежали, Эрик выскочил за ними, мы с Ксенькой за Эриком, я только махнула рукой группе на общежитие.
Бежали к морю. Море было мятежно, магия чувствовалась, как никогда в этом мире. На берегу лежал ящер, поджав под себя лапы. Одно крыло было распахнуто. На нем полулежала, полусидела сирена. На самом краешке берега, в скальном углублении, светился бирюзой шар, примерно метр в диаметре. На шаре балансировала наша Санечка! «Девочка на шаре»! Руки ее были подняты, а смотрела она на сирену. Рядом сидело несколько фигурок, образуя цепь от сирены к шару.
Эрик резко остановился, не оглядываясь, расставил руки, останавливая нас. Мы замерли и медленно опустились на песок.
Море волновалось, волны накатывались, растворяясь с сердитым шипением, слышался тихий речитатив. Заскрежетал ящер, эти звуки странно вплетались в общий ритм. Шар постепенно набирал яркость, в нем закрутилась воронка, и вдруг мы поняли, что все закончилось. Откинулась сирена на крыло, тихонько скользнула с шара Санечка, подошла к сирене, подержала ее за руку. Они смотрели друг на друга, улыбались. Санечка кивнула, погладила сирену по руке. Встала:
– Все уходим. Все.
Она обернулась к сидящим цепочкой фигурам, повторила:
– Все.
Фигуры поднялись и медленно побрели в море, не оглядываясь. Санечка подошла к ректору, неожиданно материнским движением погладила и его по руке, сказала негромко:
– А вы можете остаться.
И пошла к нам. Подошла, посмотрела на нас – и мы вздрогнули.
У Санечки, нашей черноглазой малышки Санечки – были ясные бирюзовые глаза.
Ректор пришел под утро. Я ожидала его в мужском общежитии, у входа. Вид у него был измученный. Посадила его на скамейку, сунула в руку булочку и сок. Он вяло жевал, просто подчиняясь моему натиску. Мы молчали, он встал, кивнул и пошел к своей двери. Обернулся у самого входа и сказал: