Два рейда
Шрифт:
Слушая Кадурина, я в который раз подумал: действительно, быть старшиной в партизанском отряде дело не из легких. На эту должность отбирали самых боевых, самых толковых товарищей, таких, как Семен Семенович Кадурин, Семен Калачевский, Константин Руднев, Николай Боголюбов, Петр Шепшинский, Василий Зяблицкий…
Должен сказать, мне повезло, что старшиной главразведки был неутомимый, заботливый сибиряк Василий Варлаамович Зяблицкий. Это не избалованный, трудолюбивый человек. Да и не удивительно. У своих родителей он был двадцать первым. Не
Вася начал воевать пулеметчиком в дивизии полковника Бахарева. В первых же боях показал себя отважным воином. Попав в партизанское соединение С. А. Ковпака и став разведчиком, Зяблицкий успешно действовал в разведке и в бою. Много выполнил ответственных и опасных заданий, добывал ценные сведения о враге, приводил «языков». Скоро заслужил славу хорошего разведчика. Эта слава за ним сохранилась и когда его назначили старшиной. Да и старшиной он не упускал случая, чтобы вместе с товарищами сходить на задание. Стоило удивляться, когда только он успевал.
Разведчики гордились своим «интендантом». А я был уверен в нем, как в самом себе. Мне было легко с ним работать. Знал — разведчики всегда будут накормлены, одеты, обуты, готовы к действиям. Не говоря уже о раненых и больных. О них Зяблицкий заботился в первую очередь. Справедливо говорят: хороший старшина — командир может быть спокойным за успех дела.
А работы старшинам хватало всегда, даже тогда, когда для подразделений выпадали короткие передышки. Надо было позаботиться о людях, привести в порядок ротное хозяйство, подготовиться к походу.
И на этот раз, выступая на марш, больше всего беспокойств у старшин. В их обязанность входило — проследить, чтобы уложили весь груз, ничего не забыли, проверить упряжь, транспорт. Все помнят строгое требование Ковпака: «Чтобы на марше ни стуку, ни грюку, чтобы только шелест пошел по Украине». Это требование оставалось в силе и при Вершигоре. И старшины старались.
По тылам четвертой танковой
Каверзная зима выдалась на Волыни в 1944 году. На смену снегопадам с легкими морозами приходили затяжные оттепели с дождями. Уже конец января, а дороги развезло, как дождливой осенью. Мы никак не могли приноровиться к погоде. За один лишь месяц трижды приходилось менять брички на сани и снова переходить на брички. Вязкие дороги затрудняли передвижение, изматывали людей и лошадей. А сейчас, как никогда, от партизан требовалась подвижность.
Радио приносило радостные вести: войска Украинских фронтов успешно наступают. Наши разведчики доложили о бегстве немцев по дорогам Луцк—Грубешов и Ровно—Львов. Бои идут за Ровно и Луцк. Надо было усилить помощь Красной Армии; глубже проникать во вражеский тыл, резать коммуникации, срывать переброски войск и грузов противника, дезорганизовывать работу его тылов, поднимать народ на вооруженную борьбу. Поэтому, прежде чем идти на запад,
— Кому поручим? — спросил Петр Петрович.
— На очереди третий батальон. Думаю, Брайко справится, — сказал Войцехович.
Через час командир третьего батальона Брайко прибыл в штаб соединения. Петр Евсеевич — невысокий, шустрый, опрятно одетый. На румяном юношеском лице — плутоватая улыбка.
— Как настроение? — поинтересовался Петр Петрович.
— Люди и лошади устали, но настроение, как всегда, боевое. Ждем указаний, — ответил комбат.
Вершигора предложил комбату табуретку и заговорил:
— Обстановка тебе известна? Дороги на Львов забиты отступающими. В районе Брод размещен крупный штаб. Скорее всего — это штаб четвертой танковой армии немцев. По железной дороге Ровно—Львов через каждые десять — пятнадцать минут проходят эшелоны. Надо на широком фронте провести диверсии. Хотим поручить тебе…
— Слушаюсь, — с готовностью ответил Брайко, поднимаясь с табуретки.
— Хорошо. Пододвигайся ближе к карте, — пригласил Вершигора.
Головы Вершигоры и Брайко склонились над картой, а Войцехович, водя карандашом по карте, начал уточнять маршрут и задачу батальону.
Третьему батальону предстояло организовать диверсии на железных дорогах Луцк—Львов, Ровно—Львов, разведать расположение штаба четвертой танковой армии и прощупать его. Для диверсионных работ батальону придавалась группа опытных минеров.
— Пойдете облегченной колонной. Хозяйственный, санитарный обоз и все, без чего можете обойтись в бою, оставьте. Мы здесь задержимся два-три дня. Постарайтесь управиться до десятого февраля. Если же не поспеете к сроку — следуйте на Цешанув. Это уже в Польше. Поддерживайте постоянную радиосвязь, — напутствовал Войцехович.
А Вершигора добавил:
— Надеюсь на твою инициативу, находчивость и на хитрость. В этом деле ты мастак. Не забывай о разведке. Понятно? Вопросы есть?
Вопросов не было. Брайко распрощался и поспешил в батальон.
…Лейтенант Брайко первый бой провел на границе. От заставы в живых осталось несколько человек, в том числе и он. Долгое скитание по тылам врага. Неудачные попытки перейти линию фронта… В одном селе жители приютили на время изнуренного лейтенанта, дали хороший костюм, добротное пальто. В этой одежде и заявился Брайко к партизанам.
В отряде его встретили настороженно, недоверчиво. Редко кто приходил так одетым. Ковпак и Руднев долго и придирчиво расспрашивали, где он служил, в каких боях участвовал, где и когда попал в окружение… Брайко отвечал бойко и точно показывал по карте места, по которым проходил. Это-то особенно и насторожило Ковпака.
— М-да, подозрительный тип, — сказал Сидор Артемович комиссару, когда Брайко вышел из штаба.
— Почему? — спросил Руднев.
— А разве ты не бачишь, как он зазубрил ответы? По карте, как рыба в воде…