Два рейда
Шрифт:
Склады заинтересовали командира и начальника штаба. Наши запасы подходили к концу. Уже несколько дней ждем самолетов с Большой земли, но они почему-то не прилетают. Скоро придется палками воевать. За последнее время некоторые подразделения отечественное оружие заменили трофейным, запас которого мы возили в обозе на всякий случай, И вдруг склады! Решено. Мы идем за Сан.
— Задание выполнили хорошо. Передайте мою благодарность всему взводу. Можете отдыхать, — сказал Петр Петрович.
— Слушаюсь, — поднялся Землянко. Сложил карту, спрятал
Через полчаса полки получили приказ на марш.
28 февраля 1944 года в 19.00 покинули Майдан-Сенявский и направились к реке Сан. Предполагалось совершить пятидесятикилометровый переход. Реку Сан преодолеть вброд на участке Пшиховец—Ильня; выйти к Лентовне, внезапным ударом разгромить немецкую охрану и захватить склады.
Однако погода внесла свои коррективы. С вечера повалил мокрый снег, а ночью пошел дождь. Дороги превратились в кашу, по оврагам побежали ручьи. Люди и лошади выбивались из сил. График марша нарушился. Вместо 29 февраля по графику в Домбровицу Дужу колонна вошла незадолго до рассвета 1 марта. Здесь нас ждал еще один неприятный сюрприз. Сан разлился.
Выбранный нами брод у Пшиховца оказался непроходимым. Других вблизи не было. Строить наплавной мост через бурную реку — дело трудное. Да и немцы не позволят. Вынуждены задержаться на дневку в Домбровице Дуже, Вульке Ламаной и Ожаннах Сенявского повята.
Первый полк и штаб дивизии остановились в Домбровице Дуже. Мы завели такой порядок, что ни командир, ни комиссар, ни начальник штаба и никто из офицеров штаба полка не отдыхали, пока не выставлено надежное охранение и не расположены раненые и подразделения.
Так было и на этот раз.
Наступило утро, когда я возвратился из батальона Тютерева. В доме ксендза, отведенном под штаб, меня ждали товарищи. Хозяин наш оказался человеком гостеприимным и разговорчивым. В отличие от ксендза Яна, который приходил к нам с майором Зомбом, он понимал, что свобода для польского народа может прийти лишь с победой Красной Армии. Поэтому одобрял дружбу польских и советских партизан…
Мы сытно поели и разместились на отдых.
— Давид Ильич, надо решать вопрос с обозом, — сказал Федчук, как только мы вошли в комнату, отведенную для отдыха. — Погода не санная. Дороги развезло.
— Брички ищите, — приказал Бакрадзе.
— Я здесь приметил десятка два, но этих мало…
— Пошлите старшину Боголюбова в соседнее село, — посоветовал командир полка.
Федчук ушел заниматься хозяйством, а мы легли спать… Не знаю, сколько я спал. Разбудил меня Боголюбов.
— Немцы! — проговорил он торопливо.
Сон как рукой сняло. Быстро надевая снаряжение, спросил:
— Где? Сколько?
— В соседнем селе. Мы поехали туда за телегами и столкнулись с противником. Их там полно. Заметили нас, открыли пальбу, но мы на лошадях умчались… Заставы я уже предупредил, — доложил старшина.
Через минуту штаб был на ногах. Бакрадзе на ходу крикнул:
— Юрий, пошлите связного в штаб дивизии
— Давид Ильич, я пойду во второй батальон, — сказал я командиру полка, схватил автомат и выбежал из дома.
Батальон Тютерева успел изготовиться к бою. Комбат отдавал последние указания командирам рот.
— Вышлите разведку на фланги. Противника подпускайте поближе. Патронов напрасно не расходуйте. По местам!
—: Разведку вперед выслал? — спросил я Тютерева.
— Выслал. Противник начал выдвижение. Барсуков с разведчиками наблюдает с тех вон холмиков, — указал комбат на высотки впереди села.
Послышалась стрельба. Разведчики спустились в лощину и побежали к правому флангу нашей обороны. На холмах появилась густая цепь противника. Я посмотрел в бинокль.
— Что видишь, Вано? — спросил только что подошедший Давид.
— Не пойму. Какой-то сброд. Да и одеты как-то чудно. Посмотри, — сказал я и передал бинокль.
Бакрадзе долго всматривался в приближающиеся цепи, потом оторвал бинокль от глаз и сказал:
— Клянусь мамой, кацо, это не фрицы! Но кто, узнаем после боя. Оставайся здесь, а я пойду к Сердюку…
Враг шел осторожно, останавливаясь, как бы выжидая чего-то, и снова шел. Наступало сотни две. За первой цепью двигались подводы с минометами. А дальше — новая цепь пехоты. Передние приблизились метров на триста. Невооруженным глазом можно было рассмотреть одежду противника.
Партизаны следили за действиями наступающих, не выдавая своего присутствия. Тихо. Так бывает лишь перед боем. Только в селе слышно беспечное тявканье собачонки. Ей и невдомек, что через несколько минут разразится смертельный бой. Вот он уже вспыхнул справа и слева, где обороняются соседние полки и кавалерийский дивизион.
Пехота, наступавшая на нашу оборону, ускорила шаг. Видимо, противник согласовал одновременные удары с трех сторон.
Из расположения первого батальона взлетела красная ракета — сигнал открытия огня. Пулеметный и автоматный шквал заставил противника залечь. Вторая цепь продолжала движение, настигая первую. Подводы с минометами свернули с дороги и укрылись в лощине. Через несколько минут позади от нас, в селе, взорвалась мина, за ней вторая, третья… Взрывы приближались к боевым порядкам батальонов.
— Однако противник перед нами какой-то дураковатый. Видно, впервые сталкиваются с партизанами, — сказал Тютерев.
— Почему?
— Посмотри, как залегли, группами.
Бой на флангах накалялся. Из штаба дивизии прибежал посыльный и передал приказание комдива — держаться.
— На Ожанны наступают крупные силы. Тяжело приходится кавалеристам, — сказал связной Валя Косиченко.
В это же время прибежал связной от командира полка и вручил мне записку. В ней Бакрадзе писал: «Вано, перед нами противник нерешительный. Надо канчать этот лавочка. Бери часть батальона Тютерева, заходи справа. О готовности дай знать ракетой. Это и будет сигнал для общей атаки».