Два шага до катастрофы
Шрифт:
– Признайтесь, Андрей Геннадьевич, ведь вы мне сегодня не просто так позвонили?
– Был такой грех, – не стал отпираться Егоров. Он тоже пребывал в приподнятом настроении. В процессе беседы с Лобановым тревога и напряжение последних дней стали постепенно отступать. – Но увидеться с вами мне хотелось независимо от этого. И в гости я вас пригласил без всякой корысти.
– Ну а все-таки, чем я обязан вашему сегодняшнему звонку? – продолжал допытываться Лобанов.
– Сегодня в одном из полученных мною документов мне встретилась ваша фамилия.
– Да? – Николай Иосифович искренне удивился. – И что же это за документ?
Егоров на секунду задумался. Вопросы, которые он собирается обсудить с Лобановым, относятся к категории информации государственной
– Список конструкторов специальной боевой части для опытно-конструкторского проекта, реализованного на вашем предприятии в конце 80-х годов, – понизив голос, ответил Егоров.
Лобанов со стуком поставил свой стакан на стол.
– «Зодиак»?!
Егоров удивленно покачал головой:
– Не забыли? А ведь столько лет прошло.
– Такое разве забудешь. – Николай Иосифович снова взял в руки свой стакан и залпом допил оставшееся там пиво. – К этой работе привлекли специалистов со всего предприятия. Всех до единого конструкторов! А это более двухсот человек! Как сейчас помню: военпред на закрытом собрании объявил, что в интересах безопасности страны необходимо собрать тысячемегатонный ядерный заряд. Все в недоумении: не ослышались ли. Когда в 60-м году наши ядерщики по заданию Хрущева начали конструировать стомегатонную водородную бомбу для испытаний на Новой Земле, то для расчета последствий такого взрыва пригласили специалистов из Института физики Земли и после консультаций с ними уменьшили мощность заряда наполовину. А тут, даже представить страшно – тысяча мегатонн! Но директор нашего НИИ объяснил, что заряд предназначен для использования в космосе, на безопасном удалении от Земли. Отсюда, помимо основной задачи – увеличения объема высвобождаемой энергии, вставала другая, не менее насущная, – уменьшения критической массы заряда, чтобы ракета-носитель могла вывести его на орбиту. Наше КБ как раз занималось этой проблемой.
– Полагаю, вы с ней успешно справились? – в шутку поинтересовался Егоров, так как уже знал ответ.
Но Лобанов воспринял его слова совершенно серьезно.
– А по-другому и быть не могло. Ведь речь шла об особом задании партии и правительства. Работали без всяких выходных. Многие конструкторы, да и я тоже, чего скрывать, дневали и ночевали на рабочем месте. Помню, прихватишь несколько часов сна на диване, где-нибудь в коридоре – про комнаты отдыха тогда еще и не слышали, и снова к кульману или испытательному стенду. Несколько месяцев так работали, пока наконец не пришли к допустимому значению критической массы.
– И какова она? – поинтересовался Егоров.
– Пятнадцать тонн, – не задумываясь, ответил Лобанов. – А общая масса космического аппарата, по-моему, что-то около двадцати… Надо же. – Он грустно вздохнул. – Столько сил и времени было потрачено на создание «Зодиака», чтобы он пылился в арсенале Минобороны.
Он потянулся к стоящей на столе последней нераспечатанной бутылке пива, но, встретившись с неподвижным взглядом Егорова, невольно задержал руку.
– Или вы хотите сказать, Андрей Геннадьевич, что не пылится?
Егоров промолчал.
Забыв про пиво, Лобанов поднял руку и указал пальцем на потолок.
– Его что… все-таки запустили? Когда?!
– В 89-м. Но это, как вы понимаете, Николай Иосифович, совершенно секретные сведения.
Лобанов вскочил с табурета, на котором сидел, и энергично заходил по кухне, потом неожиданно усмехнулся:
– Теперь я понимаю, почему никого так и не наградили за эту работу, даже главного конструктора. Чтобы сохранить запуск «Зодиака» в секрете.
Егоров знал, что причина не в этом, а в отказе космического аппарата. И хотя виной тому стала неисправность автоматики, а отнюдь не просчеты конструкторов и сборщиков ядерного заряда «Зодиака», разубеждать Лобанова не стал.
– Редакция
Голос ответившей по телефону секретарши оказался молодым и немного усталым. Хасан довольно улыбнулся. Ее молодость свидетельствовала о неискушенности в приемах психологического манипулирования или методах социальной инженерии, как привык выражаться Хасан, а усталость – о нежелании вникать в чужие проблемы.
– Здравствуйте, – приветствовал он свою собеседницу. – С вами говорит главный редактор омской областной газеты «Омский проспект». – Название газеты было вымышленным, но принимающая звонки секретарша не производила впечатления дотошной сотрудницы, которая будет проверять его слова. – В одном из наших материалов мы частично опубликовали статью вашего журналиста и хотели бы перечислить ему положенный гонорар, – объяснил Хасан цель своего звонка. – Не подскажете, как это лучше сделать?
Накануне, войдя в Интернет, он четыре часа изучал электронные версии номеров «Новых известий», подбирая статьи, которые могли быть актуальны для жителей далекой Сибири. Но секретаршу не заинтересовало название упомянутой им статьи.
– Даже не знаю, – ответила она и, недолго думая, предложила: – Позвоните лучше в бухгалтерию.
Хасан вежливо поблагодарил девушку за оказанную помощь и, разъединив линию, набрал продиктованный ею номер. Этот номер не значился среди телефонов редакции, публикуемых в каждом выпуске газеты, и кто угодно по нему позвонить не мог. Соответственно, человек, которому он был известен, по определению вызывал доверие. Ответившая Хасану сотрудница бухгалтерии, в отличие от него, не изучала оперативную психологию, поэтому без тени сомнения поверила в изложенную им легенду.
– …Мы могли бы перечислить гонорар на ваш расчетный счет, а затем вы выплатили бы эту сумму вашему сотруднику. Или мы можем напрямую перевести ее журналисту, но для этого нам нужен его домашний адрес, – закончил Хасан.
Первый вариант его не устраивал. Но Хасан еще не встречал людей, которые добровольно взялись бы за дополнительную работу, от которой вполне можно отказаться. И сотрудница бухгалтерии не составила исключения.
– Да, так будет гораздо лучше, – ответила она, едва он закончил фразу. – А домашний адрес я вам сейчас продиктую. Как, вы сказали, фамилия журналиста?
– Стремоусов, – не выдав голосом радости от достигнутой первой победы, повторил Хасан.
Записав продиктованный по телефону адрес в свой блокнот, он показал его сидящей рядом и восторженно глядящей на него Эльзе.
– Знаешь, где это?
Та беззаботно пожала плечами:
– Не проблема. Узнаем.
Олег Стремоусов покинул редакцию в отличном настроении. Поводов для этого было сразу несколько. Во-первых, редактор, забраковавший его статью о падающем спутнике с ядерной боеголовкой, очевидно, желая загладить свою вину, поставил в последний номер другой его материал на целых полполосы, и сегодня Олег как раз получил за него гонорар. Кроме этого, Хруцкий отправил его на завтрашнюю пресс-конференцию в Росавиакосмосе, посвященную предстоящему старту новой космической экспедиции. То, что редактор поручил это задание именно ему, а не кому-то другому, говорило о многом. Подозревает, старый лис, что этот полет может быть как-то связан с падением атомного спутника. А у Хруцкого, что ни говори, чутье на «жареные» факты. И, наконец, когда он заходил в бухгалтерию за причитающимися деньгами, то узнал там, что какая-то омская газета собирается перечислить ему дополнительный гонорар за перепечатку его статьи. Это, конечно, мелочь – вряд ли провинциальная газетенка раскошелится на приличную сумму, но мелочь приятная. Вот только Ракитин очень некстати куда-то пропал – не объявляется и даже не звонит. А ведь он наверняка в курсе таких подробностей о начиненном ядерным зарядом спутнике, о которых генералы от Росавиакосмоса предпочтут умолчать. Хорошо бы переговорить с ним до завтрашней пресс-конференции, а еще лучше встретиться.