Два Вальки Моторина
Шрифт:
— Ах, это ты? Ты… Поди сюда, — с запинкой сказал он, а сам стал скорее придумывать, что бы такое мне соврать. Было просто видно, как он придумывает… Не вообразил ли он, что я стану слушать всякое вранье?
— Иди же сюда!
— А мне неинтересно. Не-ин-терес-но! — отчеканил я.
И ушел.
Мамина подруга Нина Александровна хотела, оказывается, чтоб мама увидела папу и Лидию вместе, для этого все и подстроила. Вот как понимали в этом чужом мире дружбу!
Хотелось затопать ногами и заорать на всю Вселенную: "Спасите! Не могу я больше оставаться в этом измерении!" Вот бы набрать побольше кирпичей и начать швырять
Оставалось продолжать поиски, присматривая одновременно за тетей Ниной, чтобы она не осуществила все-таки свой «дружеский» план. Мама не должна узнать про Лидию. Ну зачем ей знать? Ведь ничего особого пока что нет, ничего рокового не случилось, и, значит, все еще может исправиться…
Да и во всех случаях, чем позже мама начнет болеть, как мама Нильса, тем, конечно, лучше.
Я размышлял, что бы придумать такое, чтобы раз и навсегда отучить Нину Александровну лезть в наши семейные дела. И меня осенило. Я как пуля понесся снова в папин институт. Позен, тетя Инга и дядя Олег опять сидели над чертежами. Тетя Нина, стоя за спиной Позена, зыркнула на меня довольным взглядом: представляла небось, как сейчас чувствует себя мама в тридцать шестой поликлинике…
— Теть Нин! — громко и наивно сказал я. — Зачем вы передали маме, что будто со мной плохо, и меня отправили на рентген, и чтобы мама бежала туда же?
Вот это был эффект! Тетя Инга, дядя Олег, Позен — все разом вскочили. И закричали в три голоса:
— Как так?.. Откуда ты это взял?.. Что с мамой?..
На это я и рассчитывал. Недаром же они скрывали, где отец. Знали, конечно, и про поликлинику, и про Лидию, но ни в коем случае не хотели, чтоб про это узнала не только мама, но даже и я.
Нина Александровна покрылась красными пятнами, но пропела с натуральным изумлением:
— О чем ты, Валечка? Какой рентген?
Никого это не обмануло. Коллеги глядели на нее все пристальнее. А я продолжил:
— Ну что вы, тетя Нина? Вы же сами закрыли меня на это время в папином кабинете… Вот, кстати, возьмите назад.
И я протянул ей у всех на виду давешний папин ключ.
В одиннадцатом часу вечера было еще светло. Я как всегда направлялся к своей крыше, когда под аркой Никиных ворот лицом к лицу столкнулся с девчушкой Лизой. То есть это только так говорится; лицом к лицу, на самом деле ее лицо было на уровне моего ремня, так что она уткнулась в пряжку, но как будто не ушиблась.
Девчушка сразу отскочила и хотела бежать. Ей и надо бы было бежать, потому что таким маленьким детям в этот час давно пора спать. Но я, сообразив, что вот представляется случай узнать о Лидии побольше, схватил девочку за ручонку.
— Куда бежишь? — я спросил приветливо, но она руку выдернула.
— К маме. А что?
— Ничего. Просто хочу сказать
Я думал, она удивится, что я ее знаю. Но она улыбнулась:
— Здравствуй, Валя!
Я даже подпрыгнул:
— А ты меня откуда знаешь?
— А кто бросал к нам камешки в окошко?
Улыбалась Лиза странно: глаза светились смехом, но по потрескавшимся губам сразу видно было: улыбаться они не привыкли.
И тогда я спросил вдруг:
— Твоя мама очень… нервная, да?
Из глаз улыбка сразу исчезла, а губы, наоборот, расплылись еще больше, они расплывались и расплывались, будто самим им улыбаться хотелось, а их хозяйке — вовсе нет… Мне показалось, что Лиза сейчас заревет, но она только сглотнула:
— Больная…
Тогда я спросил деловым тоном, как спрашивают, например, "где ложка?".
— Чем больная?
Деловой вопрос требовал делового ответа. Она и ответила, старательно выговаривая каждый слог:
— Изо-тер-по-ко-ко-ньей. Такая производственная болезнь. От экс-пе-римента, знаешь?
Ничего такого я не знал. Но мне казалось, что пора переменить тему, а потому я кивнул и снова взял девчушку за руку:
— Пошли, я тебя провожу.
— Что ты? Я сама! — Однако теперь она не вырывалась, а, наоборот, прижалась к моему боку. Наверное, все-таки побаивалась ходить по чужим дворам.
— Мама послала меня к тете Инге за солью. А тети Инги дома нет, одна Ника… А ко мне вчера черный кот в форточку приходил… А у меня дома две куклы с настоящими волосами…
Она болтала от радости, что не страшно идти и что нашелся хоть кто-то, с кем можно поболтать. Ведь она тут никого еще не знала.
— А моя мама потому такая нервная, что у меня невыносимый характер…
Вот это да! У этой малышки было вроде как у меня?
— Это тебе мама так говорит? — поинтересовался я, уже отпуская ее возле парадной.
— Все говорят! — и она помахала мне, как машут маленькие дети.
Меня все подмывало спросить, часто ли бывает у них дядя Антон Валентинович. Но это было бы как-то нечестно.
А зря я надеялся на Лидию. Ну как она может помочь возвратиться?.. И другой Валя говорил о ней не потому, а просто намекал, что папа пропадает из дому не из-за чего-нибудь, а из-за Лидии… Так что, если хотеть вернуться в свой мир, надо снова и снова искать связи с испытательной базой.
Придя наконец к такому выводу, я обежал вокруг дворов раз так пятнадцать подряд, после чего пришлось отдыхать, привалившись к старой тумбе.
И тут из парадной, где жила Нина Александровна, показалась странная процессия. Сцепившиеся люди выдвигались наружу осторожно и медленно. Так высовывается из раковины улитка. Я привстал и сразу присел опять: то были папа и тетя Инга, они вели под руки ослабевшую Лидию. "А как же Лиза?" — подумалось мне. Лиза вышла, озабоченная какими-то двумя сетками, которые она несла осторожно-осторожно. В одной из них видна была темная бутыль — наверное, лекарство Лидии. Подъехала машина — не скорая помощь, не такси, а какой-то микроавтобус. Подкатил совсем бесшумно; папа и шофер молча подсадили Лидию, Лизу с ее сетками, тетю Ингу, впрыгнули сами. И все это выглядело так, будто среди белого дня происходит похищение. Никто ничего не заметил. Лишь когда щелкнули автобусные дверцы, в Никином окне, том, что выходит в проулок, как будто шевельнулась портьера…