Два вестника
Шрифт:
Александр Александрович, летая вокруг приятеля, возражал:
– Ну и что! Ну что из этого!
– Вот я и огорчаюсь, потому что знаю: мы будем идти, идти, а потом сгущенка кончится.
– Мы не успеем никуда, вот тогда узнаешь!
– причитал Александр Александрович.
Это было верно - не успевали они до утра выйти, даже собраться. И Карла считал, что путешествовать стоит только по делу: кого-нибудь спасать, что-нибудь искать. Поэтому не стремился просто так срываться вдруг с насиженного сундука и бросаться мчаться неизвестно зачем.
– Не хватит нам сгущенки, пойми.
– Тебе!
– кричал Александр Александрович.
– А ты хоть кушал когда-нибудь вареную сгущенку с блинками?
– Мы с Иваном Андреичем в первой половине девятнадцатого века предпочитали в них икорку заворачивать.
– Потому что сгущенки у вас, недоразвитых, не было.
– Нет, была!
– отчаянно...
Неожиданно они услышали скрип пружин дивана, на котором спала внучка, и шлепанье ее босых ног по паркету. Карла вовремя бросился за холодильник и втянул за собой Александра Александровича.
– Тебе не стыдно? А? Опомнись, какая сгущенка у вас тогда могла быть.
– Нам из Англии присылали, - уже не мог остановиться врать Александр Александрович. Тем более что покраснеть от стыда он не рисковал, - В таких стеклянных бутылочках специальных. Синего стекла.
– Ага!
– шум спускаемой воды позволил Карле не сдерживать переполнявшего его негодования, - В бутылочках, ха-ха-ха! А как же вы ее оттуда доставали?
– Именно об этом я и твержу. Помню, сидим мы, а Иван Андреич повертит в руках эту бутылочку и скажет: как же аглицкие ребята эту вареную сгущенку свою оттуда выковыривают? А давай-ка, брат, лучше с икоркой.
Когда две недели назад Александр Александрович случайно расколотил в течение небольшой ссоры любимую Карлину голубую кружку, они поклялись больше не ссориться, вернее, сразу мириться.
– Ладно, пошли, - сказал поэтому Карла.
И они, примиренные, тут же отправились: Александр Александрович засуетился у входной двери, кряхтел, поднимая медный крюк. А Карла уже зажег газ, когда оба сообразили, что пошли в разные стороны.
– Ладно, ладно, - пробормотал Карла и, чтобы не зря ходить, захватил заварочный чайник сполоснуть.
Если б у них были очки на носах, и один спускался по лестнице с мусорным ведром, а второй поднимался, предвкушая романтическое свидание, они бы с грохотом, наверняка, столкнулись своими очками, потому что жильцы скупились вкручивать яркие лампочки, а также из-за своей задумчивости. И сидели бы на стершихся ступеньках все в картофельных очистках, рыбной чешуе, шкурках сырокопченой колбасы, яблочных огрызках, апельсиновых корках, ореховой скорлупе, трубчатых куриных костях, розах и пузырьках шампанского.
А так они проскочили. Александр Александрович на кухню, а Карла сквозь него в коридор.
Когда Карла вернулся, проверив запоры на входной двери и с чистым чайником, то увидел приятеля, сидящего на подоконнике, горестно прижавшегося носом к стеклу.
– Ну ладно, я ведь имел в виду, что
Александр Александрович взмахнул рукавом балахона и не оборачивался. Карла насупился и занялся чаем. Через пару минут он решил, отринув обиды, сделать настоящий шаг к налаживанию взаимопонимания:
– Представляешь, а у нас сахар закончился.
Не сработало. Оказалось, что привидение настолько увлекся происходящим на улице, что Карле пришлось переступить через огромный осадок горести и непонимания себя окружающим миром. Одно то, что люди его не могут видеть, и, если им позволить, ходили бы по нему, как по мохнатому коврику. Он был вынужден подойти к окну, чтобы тоже взглянуть.
– Несколько необычно, - заметил Карла.
– Что тут необычного!
– возмутился Александр Александрович.
– Великолепно! Ты по-прежнему споришь.
Они наблюдали за странным пиратом, стоявшим в подворотне и внимательно осматривавшим обе видимые ему улицы. Он был абсолютно по-пиратски одет: на голове черная шляпа с серебристой пряжкой, из-под которой выбивались каштановые, кажется, локоны парика, черный же камзол с позументами, белоснежная рубашка с брабантскими кружевами манжет и, по-видимому, брабантским жабо, черные штаны, черный плащ и зеленые резиновые сапоги - дождь еще накрапывал, везде сверкали лужи, отражая свет фонарей и нечастых в этом районе светящихся вывесок.
– Смотри, у него шпага, - сказал Александр Александрович.
– Отлично! По-твоему, он обязан безоружным выслеживать врагов на пустынных ночных улицах покрытого мраком города.
– Возможно, он наоборот, спасается от преследования.
– Он бы не стоял, как пень с ушами. Он бы стремительно уходил к воде мрачными проходными дворами и кривыми переулками. Высекая шпорами искры из гранитных ступеней старинных лестниц.
– Это мушкетеры со шпорами.
– И пираты тоже.
– Ага. Вот ты и не знаешь, оказывается!
Пират вытер рукавом нос и стряхнул мизинцем капли дождя с ресниц. Взглянул на смешную девчонку в ночной рубашке и с одной косичкой в окне на третьем этаже. Еще увидел в окне на том же этаже привидение и существо, похожее на домового. Поправил пояс, придержав локтем эфес шпаги, и быстрыми шагами направился к устью реки. Пару раз украдкой обернувшись и прислушиваясь.
– Я бы хотел, - вздохнул Александр Александрович, - А ты бы хотел?
Карла сидел, подперев кулаками щеки, и смотрел на синий огонь, горящий под чайником. И представлял, как этот пират, мокрый, как только что постиранный пододеяльник, который висит и думает: успеют его снять до внезапного ливня или, конечно, нет. Так вот, хорошо если усталый и грязный, голодный и грызущий незрелое яблоко, только чтобы не заснуть на ходу, словно рулевой в собачью вахту, возвращаться домой, совершив нужное дело. И в ванну, чайку с бутербродами, под одеялом попотягиваться, специально заснуть не быстро. Понять, как впереди еще много времени, жизнь. Как всегда.