Шрифт:
Пролог
– Соня, что с тобой случилось?! Меня не было всего два месяца, а ты за это время превратилась из маленькой девочки в огромную свинью! – пятнадцатилетняя Елизавета Петрова смотрела на младшую сестру, не скрывая шока. Она только что вернулась домой из летнего трудового лагеря, но даже после долгой дороги в своем спортивном костюме песочного цвета с ярко-рыжими лампасами на брючинах и рукавах выглядела бодрой. Её блестящие каштановые волосы были убраны в высокий хвост, что вытягивало и без того стройную фигурку девушки. Пока Лиза два месяца работала в полях, собирая сначала клубнику, затем арбузы и дыни, ее кожа приобрела аппетитный загар цвета
– Лиза, как тебе не стыдно такое говорить сестре! У нее просто гормональная перестройка, подростковый возраст и все такое, – мама с укоризной посмотрела на старшую дочь и, подхватив обеих девочек за руки, повела их на кухню, где дымились в глубоком блюде красного цвета горячие пирожки с капустой. Вкусно пах лесными ягодами свежезаваренный чай, а на выключенной, но еще теплой плите томились в кастрюле щи.
Увидев горку пирожков, Лиза нахмурилась.
– Мама, ты не понимаешь? Именно из-за пирожков Соню разнесло. Ты ее каждый день этим кормила?
Мама растерянно расправила свой любимый фартук с рисунком «а-ля гжель», несколько раз взмахнув длинными черными ресницами, которые унаследовала только старшая дочь, она покосилась на притихшую в дверях Соню и, пожав плечами, начала оправдываться:
– Ну Лиза, ты же знаешь, что Соня очень любит мои пирожки.
– Мама! Представь, к тебе приходит алкаш и заявляет, что любит твой самогон. Ты ему нальешь, зная, что он после этого уже не сможет остановиться и уйдет в запой, может, даже умрет? Нальешь?!
Мама растерянно смотрела на старшую дочь, та всегда поражала ее своим напором и серьезностью, да и непонятно было сорокалетней женщине, чего та завелась, ну поправилась Соня чуть-чуть…
– Хватит третировать мать, Лиза! Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? – вступился за жену глава семейства, забирая со столешницы тарелку с только что нарезанным хлебом.
– Перегибаю палку? – возмутилась Лиза, повышая голос – Соня два месяца назад была похожа на нежную тростиночку, а сейчас…
Соня, все еще стоящая в дверях кухни, всхлипнула, ее серые глаза были полны слез, а вздернутый нос, который и раньше был похож на пятачок, предательски покраснел.
– Она была похожа на скелет, а теперь выглядит как нормальная женщина, – садясь за стол, заметил отец.
– Женщина! Да ей всего двенадцать лет! – продолжала негодовать Лиза.
– У нее нарушился обмен веществ. В ее возрасте организм перестраивается, возможны сбои. Мы ее записали к врачу, – постаралась закончить спор мама.
– Вот именно! У нее нарушился обмен веществ. Только ты, мама, путаешь местами причину и следствие! – щурясь, заметила Лиза.
У мамы тоже заблестели слезы, Соня, уже не сдерживаясь, заревела в голос, а отец сердито посмотрел на старшую дочь:
– Ну что? Испортила всем настроение и рада? Ты же у нас самая умная.
Он взял с тарелки первый попавшийся пирожок, откусил кусок и яростно стал его пережевывать, старательно смотря в окно.
Лиза выдохнула, с виноватым видом подошла к маме и обняла ее:
– Прости. Я просто переживаю за Соню. Это же ненормально – за два месяца поправиться на тридцать килограмм.
– Да, я знаю. Я виновата перед ней. Нужно было раньше забить тревогу, – всхлипнула мать.
– Хватит сырость разводить, давайте уже есть, – проворчал отец.
Соня больше не могла выносить этого унижения и позора. Она убежала в их с Лизой комнату, бросилась на кровать, уткнулась в подушку и зарыдала в голос. Конечно, она понимала, что с ней происходит что-то не то. Еще в начале лета она была стройной высокой девочкой, и ей казалось ничего страшного, если
Соня знала, что ее сестра, мисс Совершенство, была прямолинейна, но не хотела обидеть младшую, просто беспокоилась. В подтверждение этих мыслей в дверь постучали, и Лиза мышкой проскользнула в их общую комнату.
– Соня, прости, я была груба и не подумала о твоих чувствах. Ничего страшного не произошло, мы все исправим, обещаю, – заверила Лиза сестру, присев на край ее кровати.
– Что исправим?! За три дня невозможно сбросить это, – сорвалась на крик Соня, тряся в руках жировые складки на животе.
– За три дня не исправить, но за три-четыре месяца можно. Ты завтра сходишь к врачу, тебя обследуют, наверняка у тебя есть проблемы в организме, тебя подлечат, посоветуют диету, мы с тобой начнем бегать по утрам, делать зарядку, займемся йогой. Мы приведем тебя в форму, не сомневайся!
Соня почувствовала, как ее желудок сжался от бешенства, потом заболело в груди, сдавило горло, и крик вырвался наружу:
– Лиза, как же ты меня бесишь! Ты уже и план моего спасения составила. Ты думаешь, люди вокруг тебя такие же роботы, как ты?! Как я буду бегать, ты видела мой живот, мою задницу! Я не смогу пробежать и трех метров!
– Значит, будем ходить! – строго сказала сестра, совершенно не обидевшись на «робота» и «бесишь».
Соня завыла и опять уткнулась в подушку. Лиза всегда ее раздражала. Она во всем была ярче. Внешне младшая была бледной тенью старшей. Казалось, что все цвета природа истратила на Лизу, а Соне достались блеклые русые волосы и невыразительные серые глаза. И характера младшей тоже не додали.
«Силы воли так уж точно», – всхлипывая, размышляла Соня.
Елизавета Петрова была идеальной. Соне иногда казалось, что именно Лиза – ее мама, насколько разумными всегда были ее советы и продуманными поступки. Другого такого дисциплинированного человека на Земле больше не было. Лиза всегда вставала и ложилась в одно и то же время, делала зарядку, утром и вечером чистила зубы и принимала душ. В ее словарном запасе не было таких слов, как «не хочу» или «устала». Лиза была отличницей, занималась танцами и ходила в художественную школу. И никогда не жаловалась, что ей тяжело, что она хочет быстрее каникулы. Создавалось впечатление, что ей все легко дается. Правда, было исключение – языки. Над русским, а уж тем более над английским Лиза могла корпеть часами, только так у нее получалось добиваться заветных пятерок. Соне же языки давались легко, она даже ходила дополнительно на итальянский. И душу младшей сестры грела мысль, что хоть в чем-то старшая ей уступает.