Двадцать четвертая буква
Шрифт:
– Полагаю, в него стреляли, чтобы не дать свидетельствовать по поводу наркотиков. И Чарли Уильямс в камере смертников тут ни при чем. А теперь, пережив близость смерти, он хочет очиститься и признаться… сообщить личность настоящего убийцы Александрии Коул, верно?
– Аминь, – ответил отец Каллахан. – Все так и есть.
– А кто, по его словам, ее убил?
– Он не сказал. Назвал только имя жертвы. Как только он назвал ее имя, я вспомнил то дело и решил позвонить тебе. Я попросил, чтобы он написал полное признание – все имена и места. Ты же знаешь, от церкви Святого
– Мне нужно видеть это заявление.
О’Брайен ущипнул переносицу. Он никогда не слышал о Сэме Спеллинге. Большинство тюремных стукачей были неудачниками. Неисправимыми лжецами. Коррумпированные адвокаты пользовались преступниками, которые заявляли, что слышали: преступление совершил совсем не тот, кого сейчас судят. Еще они хвалились преступлениями, которых не совершали. Но О’Брайен не мог припомнить, чтобы кто-то хоть раз заявил, что его собрат-заключенный, особенно сидящий в камере смертников, невиновен.
– Шон, ты здесь?
– Ты сказал, его кладут на операцию, так?
– Я говорил с врачом. Спеллинг в плохом состоянии. Пуля едва не прошла через сердце.
– Отец, кто-нибудь еще знает, что Спеллинг тебе сказал? Кто-нибудь знает, что он собирается подписать заявление, в котором будет назван убийца?
– Не думаю. Все подробности он говорил шепотом – и имя жертвы, и место, где он нашел орудие убийства.
Отец Каллахан помолчал.
– Не знаю, есть ли тут что-то, но ко мне подошел репортер из «Сентинела». Он сказал, его зовут Брайан Кук. Сказал, что видел, как я говорил со Спеллингом. Он хотел выяснить, знает ли Спеллинг, кто в него стрелял.
– И что ты сказал этому репортеру?
– Ничего. Я сказал, что все доверенное мне останется тайной.
– А Спеллинг сказал, где сейчас тот нож, орудие убийства?
– Это он тоже собирается написать в заявлении.
– Если на ноже сохранились следы крови жертвы, мы можем связать его с убийством. Если там есть отпечатки, которые соответствуют человеку, о котором говорит Спеллинг, тогда мы сможем взять убийцу.
– И неверующие еще говорят, что божественного вмешательства не бывает, – усмехнулся отец Каллахан.
– Предположим, Спеллинг не врет. Если он переживет операцию, как только все это попадет в газеты, стрелок сразу узнает, что не убил парня. Если стрелок – профессионал и им очень важно, чтобы Спеллинг не мог дать показания, убийца может вернуться. Он может убить Спеллинга раньше, чем тот напишет все подробности о деле Александрии Коул. И это если он сказал тебе правду. Я буду ждать тебя там.
– Если ты сейчас у пристани, тебе час езды до больницы. Я позвоню и узнаю, когда Спеллинг придет в себя, дам ему время написать заявление и встречусь с тобой. Наверное, ближе к вечеру. Вот что… тебе ведь понадобится копия этого заявления или письма. Я бы хотел тебя увидеть. Давай встретимся в Святом Франциске в восемь вечера. Я отдам тебе то, что напишет Спеллинг. Заберешь там.
– Ладно, спасибо.
– Рад тебя слышать, Шон. Хотелось бы почаще видеть тебя на воскресной службе.
– Мне бы тоже этого
О’Брайен пристроил телефон на торпедо. Он взглянул на Макс, которая стояла на задних лапах, вынюхивая воздух с залива через открытое окно «Джипа». Буря уже прошла, небо прояснилось. В воздухе разлился золотистый свет, будто на старых фотографиях: на время он изгнал тени из этого мира. До захода солнца оставалось минут сорок, и прибывающая луна уже карабкалась в небо над заливом.
О’Брайен подумал о человеке, которого он отправил в камеру смертников – Чарли Уильямсе. Действительно ли он невиновен, и если да, успеет ли он увидеть еще одну полную луну?
7
О’Брайен запер джип и направился к воротам 7-F, причалу, где он швартовал свой старенький катер. Макс бежала рядом, останавливаясь, чтобы обнюхать окрестности. Он прошел мимо «Тики Хат», бара под открытым небом, замаскированного под ресторан, который примыкал к «Понс Марина». Оттуда тянуло жареным окунем, креветками с чесноком и пивом. С десяток туристов сидели за деревянными столами, ели рыбные сэндвичи, потягивали пиво из высоких бутылок и наблюдали, как над заливом чайки бьются за подброшенные хлебные корки. Прозрачный навес, который опускали в дождливые дни, был свернут, и ветерок разносил запахи еды по всей пристани.
– Ну здравствуй, бродяга, – сказала Ким Дэвис, симпатичная брюнетка, работавшая в баре: чуть за сорок, ослепительная улыбка, глубокий загар и туго обтягивающие джинсы. – Похоже, пиво тебе не помешает, – улыбнулась она О’Брайену.
– Я бы с удовольствием, Ким, но сейчас у меня нет времени.
Она вытерла руки полотенцем, вышла из-за стойки и присела поздороваться с Макс, протягивая ей кусочек жареной рыбы.
– Ты ужасно милая!
Макс моментально проглотила рыбу, виляя хвостом с удвоенной силой. Ким встала, вглядываясь в лицо О’Брайена.
– Прости за вопрос, но ты что, с похорон?
– Одно мое старое дело воскресло. Теперь пытаюсь разобраться.
– Хочешь поговорить? Я освобожусь через час.
О’Брайен выдавил улыбку.
– Спасибо, но мне нужно бежать. Макс, пойдем.
– Если пересохнешь, я заброшу пиво тебе на катер, – улыбнулась Ким.
Он улыбнулся и пошел к воротам. Отперев замок, О’Брайен подождал, пока Макс не присоединится к нему. Пока они шли по длинному причалу, О’Брайен следил, как по фарватеру снуют наемные рыболовные суденышки. Загорелые туристы позировали в катерах рядом со своим уловом.
Катер О’Брайена «Юпитер» был одиннадцатиметровым «Бэйлайнером», купленным за десятую часть стоимости на аукционе Управления по борьбе с наркотиками Майами. К тому времени катеру уже стукнуло двадцать лет. Шон восстановил катер, проделав большую часть работы своими руками.
У причала, через два катера от «Юпитера», стоял «Гибралтар», траулер модели «Гранд Бэнкс 42». Его владелец, Дейв Коллинз, купил судно новым и проводил на нем добрую половину своего времени. Вторая половина проходила в квартирке дома на побережье, которую он уберег от своей бывшей жены во время войны за раздел имущества.