Двадцать лет спустя (изд. 1957г.)

Дюма-отец Александр

И спесь и гордость на словах, Но дальше слов — мы ни на шаг.

— Но коадъютор, надеюсь, не таков? — спросил Атос.

— С коадъютором еще хуже! Избави нас бог от этих бунтующих попов, в особенности когда у них латы под рясой. Вместо того чтобы спокойно сидеть в своем епископском доме и служить мессы по случаю побед, которых мы не одерживаем или при которых нас бьют, знаете вы, что он делает?

— Нет.

— Он формирует свой собственный полк, именуемый им «коринфским», назначает, словно он маршал,

лейтенантов и капитанов и, словно король, полковников.

— Пусть так, — сказал Арамис. — Но когда дело доходит до сражения, я надеюсь, он прочно сидит в архиепископском дворце?

— Вовсе нет. Тут-то вы и ошибаетесь, милейший д'Эрбле. Когда приходится сражаться, он сражается. В конце концов оказывается, что, получив после смерти своего дяди кресло в парламенте, он постоянно путается у нас под ногами: в парламенте, в совете, на поле сражения. А принц Конти — генерал на картинке. И что это за картинка: принц-горбун! Да, все идет очень скверно, господа! Очень скверно!

— Так что вы, ваше высочество, недовольны? — сказал Атос, обменявшись взглядом с Арамисом.

— Недоволен? Скажите лучше, что мое высочество взбешено до такой степени, — вам я это скажу, другим говорить не стал бы, — до такой степени, что если королева признает свою вину передо мной, вернет мою мать из ссылки и назначит меня пожизненно адмиралом, как мне было обещано после смерти моего отца, адмирала, то я, кажется, соглашусь дрессировать собак, умеющих говорить, что во Франции есть и похуже грабители, чем господин Мазарини.

На этот раз Атос и Арамис обменялись не только взглядом, но и улыбкой; если бы они даже не встретились с Шатильоном и Фламараном, то могли бы угадать, что те побывали здесь раньше их. Поэтому они ни словом не обмолвились о том, что Мазарини находился в этот момент в Париже.

— Монсеньер, — сказал Атос, — мы теперь вполне удовлетворены. Явившись в этот час к вашему высочеству, мы не имели иной цели, как только доказать нашу преданность и заявить вам, что мы всецело в вашем распоряжении как самые верные слуги.

— Как мои самые верные друзья, господа, самые верные друзья. Вы это доказали, и если я когда-либо примирюсь с двором, я надеюсь, в свою очередь, доказать вам, что остался вашим другом, как и другом тех господ, черт возьми, как же их зовут, — д'Артаньян и Портос, кажется?

— Д'Артаньян и Портос.

— Да, вот именно! Итак, помните, граф де Ла Фер, и вы, шевалье д'Эрбле, что я весь и всегда к вашим услугам.

Атос и Арамис поклонились и вышли.

— Дорогой мой Атос, — спросил Арамис, — вы, кажется, согласились сопутствовать мне только для того, чтобы дать мне урок?

— Подождите, дорогой мой, — ответил Атос, — что вы еще скажете, когда мы будем уходить от коадъютора.

— Так идемте скорей в архиепископство, — сказал Арамис.

И они направились

в Старый город.

Приближаясь к этой колыбели Парижа, Атос и Арамис попали на улицы, залитые водою; им снова пришлось взять лодку.

Был уже двенадцатый час, но всем было известно, что к коадъютору можно было являться в любое время. Его невероятно деятельная натура способна была, в случае надобности, превращать день в ночь, и наоборот.

Дворец архиепископа стоял в воде, и по бесчисленным лодкам, окружавшим его, можно было вообразить, что находишься не в Париже, а в Венеции.

Лодки сновали по всем направлениям, то углубляясь в лабиринт улиц Старого города, то удаляясь по направлению к арсеналу или набережной Сен-Виктор, где они плыли, как по озеру. На некоторых из этих лодок царили мрак и таинственное молчание, на других было шумно, и они были освещены. Оба друга, пробираясь между этих лодок, причалили к дому. Весь нижний этаж епископского дворца был совершенно залит; но к стенам его были приставлены лестницы, и потому единственным изменением, которое внесло наводнение, было то, что посетителям приходилось проникать в здание не через двери, а через окна.

Таким образом и проникли Атос и Арамис в переднюю дворца. Она была переполнена лакеями, так как в приемной находилось с десяток разных сановников.

— Боже мой! — воскликнул Арамис. — Посмотрите, Атос. Неужели возгордившийся коадъютор заставит нас дожидаться в передней?

Атос улыбнулся.

— Милый друг, — ответил он, — надо считаться с положением людей, с которыми имеешь дело. Этот коадъютор в настоящее время один из семи или восьми королей, правящих Парижем, и у него целый двор.

— Поэтому велим доложить о себе, и если прием его нам не понравится, пусть он без нас занимается делами Франции и своими собственными. Наше дело сейчас — подозвать лакея и вручить ему полпистоля.

— Посмотрите!.. Я не ошибаюсь… ну, конечно, это Базен! Поди-ка сюда, плут ты этакий!

Базен, проходивший в эту минуту в своем духовном облачении через переднюю, обернулся и, нахмурившись, посмотрел в их сторону, желая знать, кто тот дерзкий, который решился так позвать его. Но едва узнал он Арамиса, как тотчас же обратился из тигра в ягненка и подошел к обоим друзьям.

— Как, это вы, господин шевалье? Это вы, граф? — воскликнул он. — Вы здесь в ту самую минуту, когда мы так беспокоимся о вас! О, как я счастлив снова вас видеть!

— Хорошо, хорошо, друг Базен, — сказал Арамис, — без комплиментов. Мы пришли, чтобы повидать господина коадъютора; но мы спешим, и нам необходимо видеть его сейчас же.

— Конечно, — сказал Базен, — сию же минуту! Таких вельмож, как вы, не заставляют ждать в передней. Только в настоящую минуту у него секретная беседа с неким господином де Брюи.