Двадцать лет спустя (с половиной)

Райвизхем Ал

– Он заплатил только за половину дороги, - объяснил гасконец, позвякивая монетками, которые он выудил у сына миледи.

Подлый мерзавец, оказавшись в воде, громко пукнул и пошел ко дну.

– Аминь, - сказал благочестивый аббат Д’Эрблю, - а теперь давай сюда мою долю, ибо как говорит господь, помогай ближним, когда им трудно и сталкивай врагов своих за борт, когда трудно тебе.

– Вот видишь, Д’Арнатьян, ты всего лишь вполовину такой же благородный, как я, - сказал благородный Отос. – Гони мою долю, кстати. И еще друзья, если по честному, мне все-таки его немного жалко.

– О, а как мне-то жалко, вы не представляете, - скорчил рожу Потрос. – Я же с него сапоги забыл спать. Дайте

мне мою долю, пока я не забыл.

– Но пять на четыре не делиться, - сказал хитрый гасконец. Кто-то должен получить два, а кто-то один фунт, - пока друзья обсуждали как им жалко Мордаунта, он незаметно проковырял дырочку во всех золотых монетках, и пропустил через них рыболовную леску. Привязав конец лески к уключине, Д’Арнатьян воскликнул, глядя на недовольные лица друзей, которым явно не понравился его намек на претензию заполучить две монетки:

– Не будем же ссориться из-за каких-то монеток, - с этими словами он швырнул монетки в бушующее море. – Прими господи это грязное золото и упокой подлую душу Мордаунта.

Потрясенные друзья смотрели на гасконца. Такого благородства не снилось даже Отосу, о чем гасконец не замедлил заявить.

– Я думаю, такое благородство не снилось даже Отосу, - с гордостью заявил Д’Арнатьян.

Отос только развел руками. Целый час после этого друзья гребли веслами молча, размышляя, не сошел ли Д’Арнатьян с ума. Размышляя над этим, они даже забыли «филонить» и гребли в полную силу, так что вскоре они уже высаживались на побережье родной Франции.

Глава 36.

О, Франция, сколь много денег Есть у некоторых. Вино, женщины, мужчины, все надоедает быстро. Как хорошо, когда у тебя много пистолей!

Негромким голосом Амарис нарушил почти часовое молчание, прочитав один из своих шедевров. Все просто заплакали от умиления.

– Подобную чепуху не писал даже Маяковский, - сказал, вдоволь насмеявшийся Д’Арнатьян, убирая луковицу от глаз подальше.

– Да, это не Байрон, - согласился Отос.

– Даже я так могу, - заявил Потрос.

– Чтоб вам всем больше не давали в долг, - огрызнулся святой аббат Д’Эрблю, оскорбленный в своих лучших чувствах.

Оставим же на время наших героев и обратимся к столице Франции. Замарини получил из Англии письмо от Кромвеля, который предлагал неограниченные поставки пива и воблы оптом и в розницу. В письме также описывалась деятельность верных слуг кардинала – Д’Арнатьяна и Потроса.

– Черт, они так и не узнали, где король Карл зарыл миллион, арестовать их! – срезюмировал кардинал, пиная принесшего письмо Бернуина.

За время отсутствия четверых друзей, во Франции произошли интересные события. Народ продолжал роптать против Замарини, который повысил подоходный налог и проводил большую часть рабочего дня в спальне королевы, занимаясь важными государственными делами, за которыми, надо отметить, очень внимательно подсматривал маленький король Блюдовник Четырнадцатый, используя для этого дырочку, просверленную в свое время еще самим канцлером Сегой.

После повышения подоходного налога, большинству простого народа Франции стало не хватать денег на хлеб и ананас насущный, так что, повинуясь единому порыву, весь Париж восстал. За одну ночь Париж превратился в город-баррикаду. Стоило гвардейцам или мушкетерам появится на улицах, предлагая купить новые государственные бессрочные облигации, как в них начинали стрелять из мушкетов и пистолетов, бросать камнями и тухлыми яйцами, обзывая их при этом вшивыми недоносками. Словом это была настоящая

революция. На сторону народа встали и некоторые дворяне, затем их стало больше, к ним присоединились пара-другая герцогов, принц Конти и коадьютор, некий де Гонди. Все они были известны тем, что промотали нахрен свои состояния, нажитые еще их прадедами искусной игрой в карты. Теперь эта часть дворянства, к которой на словах присоединился и успешно сбежавший герцог Бофор (Замарини сразу после этого издал указ о заочном прибавлении еще трех с половиной лет наказания к двум пожизненным заключениям), надеялась, что им удасться поправить свое финансовое положение (не мытьем так катаньем). Особой непримиримостью отличался небезызвестный граф Рофшор, который надеялся во время бунта аннулировать все свои долговые расписки и закладные на замок. С этой целью Рофшор нанял полк спецназа под командованием полевого командира Планше. Ввиду финансовых затруднений графа, этот полк состоял только из четырех человек.

Вскоре армия народа, состоявшая из десятков подобных полков и народных ополченцев, которым было нечего терять, кроме квитанций из ломбарда и пустых банок из-под пива, начала боевые действия, разбрасывая листовки с требованием об отставке Замарини и рекламные буклеты о новой оружейной лавке Бофора. На перекрестках появились представители республиканской партии США, которые начали раздавать предвыборные обещания перед выборами в конгресс. Словом начался настоящий бардак.

Увидев, что дело табак, кардинал Замарини тут же принял меры. Он выслал танковые батальоны гвардейцев кардинала для подавления мятежа. Не забыл он и про наших героев, распорядившись арестовать неудачливых дипломатов Д’Арнатьяна и дю Баллона де Плафона де Перрона с формулировкой «за неправильный переход улицы в условиях чрезвычайного положения и срыв контракта на поставку разбавленного пива».

Глава 37.

Предоставим гвардейцам кардинала сражаться на улицах Парижа, захватывая в первую очередь здания частных парижских банков, а Д’Арнатьяну и Потросу – ехать навстречу своей неизбежной судьбе.

Ехали они, впрочем, недолго. Спустя некоторое время они увидели роту всадников, скачущих во весь опор. Клубы пыли и газов, которые выпускали на езду всадники и лошади, не внушали гасконцу доверия.

– Спрячемся в кустах, - предложил Д’Арнатьян, выказывая определенную сноровку в таких делах. Потрос смело последовал его совету, и вскоре оба уже замерли в зарослях кустов. Всадники приближались, осматривая окрестности.

– Может быть, они едут вовсе не за нами? – высказал догадку Потрос, наморщив лоб.

– Может быть, - согласился Д’Арнатьян, делая знак Потросу заткнуться.

– Господа, может, вы едете вовсе не за нами? – спросил глупый Потрос, высовываясь из кустов.

– Идиот! – только и успел вымолвить гасконец, пока его вместе с толстым другом не связали в мгновение ока и не заткнули рот.

Связав пленников как булонскую колбасу, всадники с гиканьем принялись обыскивать, а затем и делить (по справедливости) имущество пленников. После того, как на тридцать пистолей осталось в живых тридцать претендентов (из ста двадцати семи), пленников грубо подняли с земли и потащили за собой.

– Потери спишем на сопротивление пленных при аресте, - авторитетно заявил де Коменж, взявший предводительство отрядом на себя после скоропостижной смерти предыдущего главаря после трех огнестрельных ранений в голову. Затем, под предлогом того, что необходимо собрать документы у погибших, он присвоил себе их кошельки, бумажники и кредитные карточки. Весело напевая песню, гвардейцы поскакали к кардиналу, посадив пленников на две свободные лошади. Песня в переводе с французского звучала примерно так: