Двадцать одна сказка обо всём на свете
Шрифт:
Вот именно от этих-то мыслей Дормидонт вдруг и сделался таким покладистым и понимающим отцом. Он тут же изобразил, как он осознал все свои ошибки, как осуждает все свои прошлые негодяйства. И стал во всём соглашаться с Митяем. Однако упорно поглядывал на его заветный свисток, свисающий с шеи.
– Как только выдастся момент, Митяй отвлечётся или уснёт, я сниму с него этот свисток,… вызову сигналом чудище и заманю хвостатого в ловушку. Ну а заранее соберу наёмных охотничков и усажу их в засаду,… им же останется только схватить змия,… ха-ха,… вот тогда и посмотрим, кому он больше пользы принесёт… – мысленно усмехался он.
Вот
И теперь Митяй, проникновенно взглянув в отцовские глаза, словно он прозорливый ведун, сразу заметил тот лукавый оттенок жульства, какой бывал только тогда, когда батюшка собирался сотворить подленькое дельце. И это подвигло Митяя к действию. Сразу после обеда примостившись на лавке, он сделал вид что уснул. Ну а Дормидонт сейчас же и купился на эту уловку. Взял да и подкрался к нему, чтобы свисток сорвать. И как только он дотронулся до свистка, так Митяй его сразу за руку и схватил.
– Ну что батюшка попался,… думал, я не распознаю твой злой умысел! А ну говори, где пособники твои засели коих ты нанял моего друга Огонька споймать?… – сердито спрашивает он его.
– Да что ты,… что ты Митяюшка,… какие пособники,… никого я не нанимал,… – испугавшись строгого сыновнего взора, тут же залебезил Дормидонт.
– Э, нет, ты меня не обманешь,… знаю я твою натуру,… уж ты своего не упустишь,… наверняка сбегал уже, договорился с подельниками,… а то зачем же тогда на двор-то выходил! А ну говори, где эти злыдни сидят?… А то ведь я за правду-матушку тебя не пожалею,… сейчас же дух вышибу! – прикрикнул на отца Митяй да хорошенько встряхнул его. Видит тогда Дормидонт, что сын его серьёзно настроен. Не выдержал взгляда его сурового, да и рассказал, куда своих подельников в засаду отослал.
– Ах ты, кровопийца,… жадная твоя душонка,… всё тебе мало поживы, никак не уймёшься! – пуще прежнего рассердился Митяй, и отрядил Дормидонту три увесистых оплеухи. Да так ловко это сделал, что у того вся его чудь колдовская повылетала и он сразу нормальным стал.
– Прости ты меня сыночек,… не в своём я уме был, когда затеял такой разбой. Видимо злой колдун меня попутал своими корыстными заклятьями. Я и сам не пойму, почему такой жадный и коварный был, а ведь и не хотел таким становиться… – совсем по-другому заговорил он.
– Ладно уж отец, не суетись,… сиди тут теперь да думай, как проступки свои исправлять будешь, а я пока пойду с наёмничками твоим разберусь… – уже не сердясь сказал Митяй и, оставив отца с его мыслями взял из сарая огромную оглоблю да отправился с нею в лес, где в засаде охотнички сидели.
Быстро найдя их укромное место, он всех наёмничков-то из укрытия враз и повыволакивал. Да и давай их тут же оглоблей охаживать. А их мужиков немало собралось. Человек четырнадцать пришло, чтоб Огонька-то поймать. Ну а Митяй один супротив всех их и выступил. Охотнички-то те, неробкого десятка люди оказались, все в силе, здоровяки. На Митяюшку так и кидаются, так и прут, ругаются.
И откуда у Митяя только сила в руках взялась. Он так вдруг стал
– Ну что охотнички, получили? Будете ещё моего друга караулить да ловить его?… иль вам добавить? – кричит он мужичкам.
– Ой, хватит богатырь,… досыта ты нас затрещинами накормил,… отвадил за чужим добром охотиться… давай-ка лучше мириться… – отвечают ему наёмнички, да бока побитые почёсывают.
– То-то же! Ну да ладно,… я ныне добрый, давайте мириться… – отбросив орясину в сторону, сказал Митяй и помог им подняться. Отряхнул бедолаг, кому руку пожал, кому по плечу хлопнул, в общем, замирился с охотниками. Обступили они его, оглядывают, силой богатырской дивятся. Взял он с них слово честное, что они никогда более худого не задумают, и станут только добро делать да веру соблюдать. Распрощался он с ними, отпустил с миром, да сам пошёл Огонька проведывать.
5
Идёт, по сторонам смотрит, родным краем любуется, душа радуется. И тут вдруг прямо перед ним, на дорожку, из леса женщина с вязанкою хвороста за плечами выходит да чуть ли не в него утыкается.
– Ой, прости добрый молодец, не заметила тебя,… иду вниз смотрю, плохо вижу, сверху ноша давит… – тут же извинилась она.
– Ну что ты, что ты,… это ты меня прости,… я сам виноват,… засмотрелся на красоту нашего края, да тебя чуть с ног не сбил! Давай-ка я лучше помогу тебе… – отвечает Митяй женщине, и низко поклонясь, широко по-доброму улыбнулся, потому как душа его теперь вовсю раскрылась, и отныне он решил все свои прежние худые проступки искупить, и дальше делать только светлые и полезные дела. Взвалил он на себя вязанку хвороста, словно пушинку лебяжью, да чтоб совсем налегке не идти во вторую руку ещё и пару больших орясин прихватил.
– Тоже на дрова сгодятся,… ты только скажи куда нести? – спрашивает он у женщины да покрепче вязанку сжимает.
– Ой,… сколько дров-то,… ну мне теперь надолго хватит,… а нести их в посад надо… – отвечает ему женщина.
– Ну, в посад так в посад… – поддакнул ей Митяй и степенно по дорожке зашагал. Идут они, уже и познакомились, женщину Марфой звали, беседу о делах хозяйственных завели, всё веселей. До посада быстро добрались. Вот уже и её дом показался. Подходят они ближе и вдруг из дома на крыльцо пригожая девица выходит.
– Матушка, что такое? Что случилось? – взволнованно спрашивает она и, то на мать, то на Митяя удивлённо смотрит.
– О, нет-нет, не подумай чего,… всё хорошо! Вот доброго молодца в лесу повстречала, а он мне помочь вызвался,… познакомься доченька с хорошим человеком… – отвечает ей мать.
– Ну отчего же не познакомится,… можно и познакомится,… меня Алёна зовут, а тебя как, добрый молодец? – улыбаясь, спрашивает девушка у Митяя и в глаза ему заглядывает. А тот стоит, молчит, словно язык проглотил. Сказать ничего не может, онемел от красоты девичьей, оторопел, растерялся. Алёна тоже молчит, ответа ждёт, а он застыл, как столб глаза раскрыл, веками хлопает и что-то про себя бормочет, невнятное промычать хочет.