Двадцать пять лет в плену у веселых и находчивых

Хотног Валерий Константинович

Именно фестиваль этого года для меня был самым «теплым» и радостным. И дело не только в появившихся новых командах. Организация фестиваля была просто замечательной. Мама Нина меня любила. Она была хозяйкой принимающей стороны. Как же приятно работать, когда тебя окружают любящие люди! И это притом, что кроме съемок гала-концерта было огромное количество досъемок для самой передачи. Пролог передачи мы с вдохновением снимали в заснеженном лесу под Воронежем. Чего не могу сказать о съемках «парада» команд на улице. Снега уже не было. Нас «выручили» пожарники, залив площадку пеной, которая ко второму дублю превратилась в грязную кашу. Николаев стоял на пригорке, давал указания, а я с оператором месил жижу, испортив свои ботинки «саламандра», купленные, между прочим, за месяц до падения Берлинской стены, в ГДР. Чем и были они мне особо дороги.

Кроме пролога, для передачи надо было снимать игровые ролики, которые разбивали передачу на блоки. Ролики распределили между Олегом Комаровым, Леней Коноваловым, Михаилом Щедринским и мной. Мне нравился ролик, снятый Коноваловым на заправке. Хотя Мишка Марфин неоднократно говорил, что снятый мной «Трамвай» — лучший ролик, снятый в КВН. Впрочем, сегодня он может говорить иначе.

Ролик «Трамвай» было очень сложно снимать.

И дело не только в массовости, хота в КВН в основном мне и доверяли снимать массовые «полотна», а шутку называя «Бондарчуком». На съемках великолепно работала администратор Ольга Ташева, без нее было бы очень трудно снять задуманное. Но успех съемок определяли организаторы фестиваля, которые сумели обеспечить эти съемки. Ролик снимался на реальной остановке, с реальным рейсовым трамваем. Милиция оцепила район, и на время съемок никто из жителей нам не мешал. Поскольку в снимаемой огромной толпе кавээнщиков каждый должен был четко что-то делать, в том числе на втором плане — «митингующий» дед из Харькова, «зависший» дед из Симферополя, Валуева с ребенком на руках. Баранчук из Симферополя, ставивший эффектную точку, — одним дублем обойтись было невозможно. И это притом, что предварительная подготовка к съемкам была очень серьезной. Нас предупредили, что мы снимаем рейсовый трамвай, что он перевозит людей с какого-то завода, и на время съемок люди будут ждать транспорт. Я чувствовал ответственность за этих людей и просчитал заранее, как мне казалось, все мелочи. На стадии подготовки съемок за процессом следила сама Нина Степановна. Знаю, она подходила к АВ и заявила ему, что единственный человек, который серьезно готовится к съемкам, — это Хотног. На что он ей ответил: «Кто бы в этом сомневался». Мне этот разговор она передала только после завершения фестиваля. Дублей пришлось снимать несколько, и, поскольку трамвай назад ехать не может, чтобы поставить его на начальную точку, он проезжал пустым весь свой маршрут. Съемки были во второй половине дня. И когда трамвай, не останавливаясь, очередной раз проехав конечную остановку, куда вывалили рабочие с первой смены, вагоновожатый, понял, что проехать ему больше не дадут. Переговорив в очередной раз с массовкой и актерами, мы сняли последний дубль, который и пошел в монтаж.

В Москве, в телевизионном сезоне КВН играли такого уровня команды, что впервые за последние годы я не работал индивидуально ни с кем. Большинство из играющих команд были самодостаточными и опытными. Однажды на съемках одной из телевизионных игр КВН (предполагаю, с участием команды «Дрим тим») просто так «потуситъ» приехали участники команды КВН из Симферополя. Приезжать и «потусить» не на свою игру тогда практиковалось достаточно часто. Во время дневных репетиций я вышел из зала МДМ на балкон второго этажа немного поболтать с ними. Наташа была последней, с кем я говорил, и вот в момент, когда я от нее отошел, из зала мне навстречу вышел Мительман из Екатеринбурга, актер команды, в которого я просто был влюблен еще со времен «Уральских дворников» (УПИ). Он посмотрел на Наташу, потом на меня и сказал: «О, жена!» Я тогда до такой степени не придал этой фразе значения, что даже не записал об этом в своем дневнике. С таким же успехом человек мог выхватить из толпы любую девушку и так сказать, предпосылки были те же. И только через десятилетие я задумаюсь: это мистика или знак?

Неотъемлемой частью всех телевизионных съемок в Москве были банкеты. Не имея никакого отношения к организации самих банкетов, я всегда получал приглашение на них. После съемок именно там можно было спокойно пообщаться, увидеть всех, даже не играющих в сезоне кавээнщиков. Потому что на эти банкеты каким-то невообразимым образом приходила вся тусовка КВН того времени. Кто-то с кем-то завязывал творческие союзы, кто-то — романы, отбивая объект вожделения у «конкурента». Иногда случалось, что параллельно организовывали несколько банкетов, и тогда надо было посетить все, дабы всех уважить. Помню, как-то годом раньше, в канун праздника Пасхи, два банкета были организованы армянами и бакинцами, и все распределились по «вере». В действительности все поделились по симпатиям и интересам, а «вера» помогала объясниться и сохранить отношения.

Но зато в том году огромная работа меня ожидала в Первой лиге в Воронеже, где играли молодые, начинающие команды. Да и в сезоне Московской лиги КВН, где я, кроме всего прочего, продолжал работать с командой КВН МАТИ. Репетиции проходили в их зале на Яузе. Но Москва есть Москва. Через год ребятам стало интереснее не играть в КВН, а заниматься своей карьерой. Понемногу все разбежались, а смену себе готовить им не хотелось. Впервые я на собственной практике понял, что без инициативы и интереса самих участников команд успеха быть не может. Финансово заинтересовывать актеров тогда еще не было возможностей. Впрочем, уверен, и сегодня деньги не всегда гарантируют успех.

В том же году состоялся мой самый кошмарный полет на самолете в Симферополь. И тоже благодаря КВН. Уже была известна команда КВН из Симферополя, я с ними работал как тренер, а со многими участниками команды просто дружил. Среди них был и директор команды. Занимался он какой-то коммерцией и, зная, что я делаю «Ноу-хау», хотел сделать филиал в Крыму. Да и с французской BRGM, официальными представителями которой мы были в России на тот момент, тоже планировали что-то «замутить». После встречи у меня в офисе наметили некоторые аспекты сотрудничества. И вот, созвонившись, решили встретиться в Симферополе. Встречал он меня в аэропорту, хотя была там и Наташа. Но так получилось, что мой билет в аэропорту не зарегистрировали, несмотря на то что это был тот редкий случай, когда я приехал в аэропорт заблаговременно. Не помню причины, но желающих уехать в Крым тем летом было так много, что человек десять оставались даже с билетами на руках. А лететь надо было, поскольку под это было отпущено несколько дней из плотного московского графика работы.

Кто-то меня надоумил, как выйти из положения. В итоге я оказался в самолете, заплатив еще раз стоимость билета одному из стюардов. После трапа меня запихнули в какой-то закуток, и по дыханию сзади понял, что я там не один. Когда самолет выруливал, нас стали как-то распределять по местам стюардесс. Но этих кресел оказалось меньше, чем леваков, и троим из нас предложили спуститься в грузовой отсек ТУ-134 (или 154). Никаких полок для сидения, просто брюхо самолета

и какие-то стеллажи, на которые невозможно было забраться. Сели прямо на пол. Очень удивились, когда один из стюардов вдруг принес нам бутылку шампанского. Я даже не помню, успели выпить или нет. Скрежет, который отдавался в ушах, погнал нас, как крыс. Выход, естественно, был закрыт. Как его открыли, уже не помню. Кто-то из нас засел в туалете, кто-то в проходе самолета. Я не нашел ничего лучше, как гордо прогуливаться по салону туда-сюда. И вот после очередного променада меня окликнули. Это была семейная пара, бывшие кавээнщики из МИСИ, с которыми я играл в факультетской команде у Миши Горшмана. У них было три места! В том числе на ребенка. И они любезно уступили мне на время его кресло. Счастливый, я присел поговорить, а заодно и отойти от пережитого кошмара. Правда, во время посадки они тактично намекнули, что пора бы и честь знать.

Как я садился, точнее, где я разместил свое тело, не помню. И ясно почему. Нет необходимости описывать свой вид и состояние, в котором я предстал перед встречающими. Деловая часть поездки закончилась не начавшись. Мы просто пожали друг другу руки — и все.

Именно тогда вдруг осознал, что этот город явно что-то значил в моей жизни. В первые годы работы ассистентом на кафедре экономики и организации строительства в Кишиневском политехническом, оказавшись в Крыму на праздновании очередной круглой даты «Артека», перед возвращением домой всей компанией решили посетить Ялту. В Гурзуфе сели на какой-то рейсовый катерок, предвкушая удовольствие от морского путешествия. Все пребывали в таком замечательном настроении, что даже не обратили внимания на то, что море бушует. Качка была ужасная. На нерпой же остановке мы вылезли на берег с девушкой, ничего не соображая, и тут же на пляже отключились на час. Затем, пробираясь через ботанический сад на Симферопольскую трассу, периодически засылали под кустами. В аэропорту я оказался в жучком физическом состоянии, но благодаря частнику на новой «девятке» и пяти рублям все же успел на рейс. Жизнь продолжалась. Хотя за пару часов до этого хотелось умереть.

Производя на телевидении свою телепрограмму, я стал беспокоиться о защите создаваемого интеллектуального продукта. Уже в 1993 гаду пришлось вникать в проблемы защиты интеллектуальной собственности и изучать эту область. Авторские и патентные законы только разрабатывались, поэтому мы пробирались через сплошные препятствия, будучи пионерами в этой области, совершая часто ошибки и ненужные перестраховки. Уверенно могу констатировать, именно мы были первыми на телевидении и тогда единственными, кто так серьезно продумывал вопросы защиты интеллектуальной собственности, в том числе своей. А то, кто приходил работать на производство телепрограммы, читая предлагаемые им трудовые договора, замирали. Многих вещей они просто не понимали. Никогда не встречавшись с подобными формулировками и не имея контраргументов, они просто молча подписывали предлагаемые мной бумаги. Мы никого не обманывали, просто защищали свои интересы: поскольку предоставляли приходящим необходимую для работы исходную информацию, то все, что производилось ими, переходило в собственность фирмы. Особое внимание мы уделяли неразглашению коммерческой тайны и обязательствам не работать в конкурирующих фирмах в течение двух лет после увольнения от нас. Так как это было только началом либеральных процессов и дополнительных доходов хотели все работающие на телевидении, условия принимались беспрекословно. В «Хелиосе» организовали обучение, специалисты в этой области посвящали в нюансы проблемы даже секретарей. Некоторые из этих лекторов позже стали патентными поверенными в России. После этого мы взялись за организацию работы отдела, который бы оказывал нашим телезрителям услуги защиты интеллектуальной собственности. Часто встречались с носителями такой «интеллектуальной собственности». В один из осенних дней наш патентовед повел меня в кинотеатр «Гавана», где находился офис и принимал посетителей один из «народных целителей». Меня удивило, что такой прагматичный человек, как наш патентовед, вдруг «купился» на нетрадиционную медицину. Демонстрация метода закончилась сразу, как только я увидел ямку глубиной в несколько сантиметров на голове нашего патентоведа, когда тот сел в кресло, а целитель пальцем стал продавливать его макушку.

Мне удалось договориться с каналом-вещателем, что искать рекламодателей для своей передачи мы будем самостоятельно. Это было непросто, поскольку с этого года на основных каналах телевидения рекламу стали продавать оптом такие структуры, как «Премьер СВ», «Видеоинтернешнл», «Аврора», «Контакт» и другие, чей бизнес и был ориентирован на это. При формате передачи в тридцать минут рекламное время было — три минуты. Канал-вещатель спускал нам расценки, по которым нам предстояло рассчитываться с ним, а это были очень низкие цены. Продавали мы время в блоках по своим расценкам. Правда, предстояло пережить денежную реформу, что сильно осложняло работу с наличкой. А еще нервозность вносила невероятная инфляция: цены приходилось корректировать почти и каждую неделю. Могу сказать, что, к своей чести, несмотря на постоянный дефицит рекламодателей, я отказался размешать ролики популярных в народе «пирамид». Например, от различных подразделений МММ мы неоднократно получали заманчивые предложения заполнить рекламный блок их рекламой, но я отказывался от этого, чем вызывал бурю возмущения, прежде всего наших менеджеров по рекламе. К таким «пирамидам» у меня было свое отношение, в стране они расцветали вовсю. В здании ВНИИстройдормаш, где мы снимали офис, на том же этаже успешно собирал деньги с соотечественников «Золотой стандарт». Начинали они скромно на наших глазах с одного помещении в 36 квадратных метров. Затем перекрыли целое крыло здания, создавая проблемы нашим клиентам. Чтобы набрать денег на производство, мы некоторые представляемые разработки в рубрике «Биржа идей» продавали в офисе через свою службу информации, так что после наших эфиров телефон службы информации разрывался, а потом все эти люди искали нас в здании ВНИИстройдормаш, преодолевая баррикады «Золотого стандарта». А еще мне приходилось вести разъяснительную беседу со своей секретаршей после каждого посещения ею женского туалета, где, с ее слов, шиковали с дорогим коньяком холеные секретарши «Золотого стандарта», приглашая ее к себе на работу. Правда, через год «Золотой стандарт» внезапно исчезнет в одну из ночей, оставив пару диванов и картину на стене офиса, а мы еще долго будем отдуваться за них от штурмующих здание и обрывающих телефоны обманутых соотечественников, и даже переживем взрыв, устроенный чрезмерно рассерженными вкладчиками.