Двадцать
Шрифт:
Мне впервые не было больно или обидно. Скорее вселенское разочарование и какой-то триумф: да! Я не одна! Да! Теперь у меня есть свой комочек счастья! И он не имеет никакого отношения к Артему!
Утром я долго выбирала что одеть, чтобы не вычурно и не как-то похоронно. Оказалось кое-что на мне уже и не застегивалось. У меня и в первую беременность очень быстро появился живот. Мышцы не крепкие и не упругие спортом я не занималась и пресс не качала. Выбрала скромное серое шерстяное платье, свободное книзу и не обхватывающее талию. Посмотрела в зеркало и ужаснулась на меня смотрит совершенно измученное существо с синяками и бледными губами. Нанесла немного макияжа, подкрасила
Такси в этот раз не вызвала надо привыкать к общественному транспорту. Денег больше на такси нет. Я продала все что можно было продать даже свое обручальное кольцо. Но деньги имеют свойство заканчиваться как бы ты ни экономил. Ничего я подумаю об этом завтра как говорила знаменитая Скарлетт.
К семи утра я уже была возле СИЗО.
Меня молча провели по узким темным коридорам, предварительно обыскав с ног до головы. Потом завели в какую-то комнату и оставили там ждать. Ужасное помещение с темно-зелеными стенами, обшарпанным столом и двумя стульями. Громыхнула железная дверь и я медленно обернулась чувствуя мучительное томление внутри, чувствуя как разрывает грудную клетку от вопля, который еще не вырвался, но готов зазвенеть в этой глухой и затхлой тишине. Женю ввели в помещение, освободили руки и захлопнули дверь. Мы так и остались стоять друг напротив друга. Глаза в глаза. Так что весь мир вокруг закрутился и, кажется, я больше ничего не видела кроме его лица, кроме своего отражения в его глазах. Мне казалось, что я быстро падаю с высоты прямо в пропасть. Сделала шаг навстречу оказалась совсем рядом и почувствовала, как начало жечь глаза и задрожали губы.
– Не надо…, - прошептал и тронул мое лицо, провел обеими руками по щекам и обхватил за скулы, приближая к себе.
– Мама…
– Мне сказали…
Гладит мои волосы, мои плечи, руки. Он держится, но я чувствую его боль каждой молекулой она разрывает его на части. Она прячется в скорбной складке у него в уголках губ и морщиной между бровей.
– Ты пришла.
– Я должна была прийти.
– Зачем?
Спросил и впился глазами в мои глаза. Бледный, осунувшийся, какой-то надорванно, надломленный с синяками под глазами размером с блюдца.
– Не знаю…
– Врешь!
– Вру!
Мир продолжает крутиться, и я накрываю его руки своими, потом прижимаюсь губами к ладоням.
– Ты ведь не убивал…
– Ты пришла спросить?
– Не убивал… - отвечаю сама на свой вопрос и тягостно выдыхаю.
– Ты зачем пришла, Лена?
Вдруг рявкнул и сдавил мои плечи.
– Пришла спрашивать? Выпытывать? Душу травить? Так убирайся! Мне этот вопрос сто раз задали, а я сто раз ответил!
– Я пришла…
– Зачем?
Прижался лбом к моему лбу и сжал мои волосы в кулаки с обеих сторон от лица.
– Сказать
– Что сказать?
– Что я верю тебе!
Выдохнул и прикрыл глаза трется лбом о мой доб, а носом о мой нос едва касается губами моих губ. Снова молчим. Он тяжело дышит, и я сама глажу его волосы.
– Ты пришла сказать что-то еще, да?
В дверь сильно
– Поторопитесь там. Меньше минуты осталось!
– Будешь ждать мня, Лена?
Вместо ответа по щекам покатились слезы.
Сильно рванул меня к себе и впился губами в мои губы. Жадно накинулся на них, а я в ответ ошалело набросилась на его рот, как голодная, как совершенно обезумевшая от тоски и ощущения, что разлука сведет нас обоих с ума.
Дверь резко открылась, и мы отпрянули друг от друга.
– Ыыы, а мне сказали мать пришла. Ты смотри какой прыткий! Или инцестом тоже промышляешь?
– Лена! Камеры! – вдруг выкрикнул он у самых дверей, когда его уводили. – Найди записи с камер!
Обратно я ехала на метро, прижав руку к губам, чувствуя вкус его поцелуя вместе со своими слезами, они смешались и горчили на кончике языка. Я плакала и знала, что на меня смотрят. Только мне было наплевать. Мне как будто ампутировали кусок сердца, отодрали кусок души и оставили истекать кровью. Я просто не могла понять и принять, что едва в этой жизни я начала по-настоящему чувствовать себя живой как вдруг все взорвалось ядерным апокалипсисом. Словно я не имела права на все это счастье, на любовь, на бабочек в животе на этого ребенка, который родится без отца.
Камеры я никак не проверю. Это только Леру просить. Леру которая знать обо мне ничего не хочет и слышать о моем имени. Я набрала ее номер дрожащими пальцами предвкушая, что она не станет со мной говорить. Но неожиданно Лера взяла трубку.
– Что ты хочешь? – выкрикнула она и я ощутила себя жалкой тварью, но тут же расправила плечи и подняла вверх подбородок.
– В доме ведется скрытая запись. Найди пленку. До того, как кто-то побывает там!
– У тебя хватает наглости меня о чем-то просить?
– Пожалуйста, Лера. Это важно.
– Для кого важно? Для тебя? Выгородить твоего любовника? Так вот знай для меня вы оба виноваты! И всегда будете! Чтобы я там не нашла!
– Просто найди запись и принеси мне, надеюсь хотя бы это я у тебя заслужила! За все годы!
Лера отключилась, а я прикрыла глаза и снова увидела перед собой лицо Жени. Как он говорил мне и смотрел на меня, как прижимался ко мне как гладил мои волосы. Никто и никогда не гладил мои волосы, не вдыхал их запах, не смотрел на меня вот так.
Сотовый внезапно снова зазвонил, и я увидела номер адвоката. Быстро ответила.
– Да!
– Вашего Женю только что пырнули ножом в СИЗО… вам бы никто не сообщил. Я просто хочу, чтоб вы знали. Тело уже отвезли в морг.
– Что?
Я кажется ее не услышала и медленно оседала на пол вместе с сотовым в руках.
– Евгений мертв, его убили в СИЗО вы меня слышите, Елена Анатольевна?
Глава 21
Прошло шесть месяцев
Тяжело вставать с постели. Тяжело втройне когда особо вставать не хочется. Только одно и держит – шевелящийся внутри ребенок. Как будто вцепился в меня крошечными ручками и не дает утонуть в трясине безнадежности.
Слезы выплаканы, боль пульсирует внутри и разъедает день за днем мое сердце. У меня больше никого нет кроме этого малыша. Если бы не он наверное сунула голову в петлю и все бы закончилось. Если бы знала тогда что вижу его в последний раз сказала бы что люблю. Сказала бы что он значит в моей жизни и как вытащил меня из могилы безразличия, поднял со дна неверия в себя.