Двадцатые
Шрифт:
Он проведет в заключении два года, выдержит все допросы и так и не признает себя виновным ни в одном из инкриминируемых преступлений.
В начале января 1937 года его перевезли в Москву, где состоялся закрытый суд. 10 января 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР Ивар Тенисович Смилга приговорен к расстрелу за «участие в троцкистской контрреволюционной террористической организации». Приговор был приведен в исполнение в тот же день.
Впрочем, сегодня, в новые двадцатые другого века все это уже мало кому интересно - прожившая очень долгую жизнь Татьяна Смилга в 2013 году издала свою
Эпилог
Я так долго говорил про троцкистов, потому что именно тогда, на пике борьбы с ними, в жизни моих героев закончился период, о котором я попытался рассказать вам в этой книге.
Тот самый благословенный период первых студенческих лет, когда и молодость, и воля, и воздух, и звезды, и обретаемые знания, и открывающийся мир, и девушки, и снежинки медленно падают, и солнце, и общага, и нехитрая снедь на столе, и разливаем по кругу, и песня за столом, и все вокруг – свои, и ты неловко подтягиваешь, стараясь не сильно фальшивить. Время, когда появляются друзья на всю жизнь – просто потому, что ни у тебя ничего нет, ни у них ничего нет, и дружат с тобой исключительно потому, что ты – это ты.
Этот период счастливого и оголтелого братания не бывает долгим – рано или поздно жизнь берет свое, дела и заботы растаскивают друзей в разные стороны и этот этап завершается.
Для, как ее именовал Фадеев, «той дружеской компании, почти семьи, к какой мы все принадлежали» этот период закончился через 11 дней после публикации их письма Троцкому в «Правде».
И. Тевосян и А. Фадеев на занятиях по военной подготовке в МГА. 1923 г.
Вот как об этом пишет Василий Емельянов: «С самого раннего утра я находился в лаборатории электрометаллургии Московской горной академии. Мы проводили опыты по получению алюминия из отечественных бокситов. Страна никогда до того не производила алюминия, а покупала его за границей. По технологии его производства у нас не было никакого опыта – мы знали о ней из книжек зарубежных авторов.
До этого нас преследовали неудачи. Нам не удавалось получить ни одной крупицы алюминия. В сплавленной массе криолита и окиси алюминия мы видели иногда какие-то блестки, похожие на металл, и больше ничего.
Что-то будет сегодня? – думал каждый из нас, разбирая выгруженную из печи массу. И вот среди теплой груды извлеченного из печи материала мы увидели бесформенный серый кусочек металла – алюминий!
Первая удача! Наконец-то мы нащупали путь! У нас от возбуждения даже руки дрожали, когда мы передавали друг другу первый кусочек алюминия, полученного нами из советского сырья.
И вот в этот самый момент к нам в лабораторию вошел студент нашего курса и тихо сказал:
– Умер Ленин. Мне только что сказал об этом Тевосян…
Он с большим
Его никто не поднял».
Похороны В.И. Ленина.
Сегодня, когда памятник Ленину сделался непременным атрибутом бульваров и площадей всех городов страны, когда его нарезали на цитаты, распечатали на плакаты, растрепали его имя и дело в сетевых дискуссиях…
В общем, когда он давно и необратимо стал бронзовым - трудно, почти невозможно понять, каким он был живым. Что значил этот человек для убежденных большевиков, и чем для них стала его смерть.
Лишь иногда крохи этой информации попадаются в воспоминаниях. В оговорке Фадеева, что, оказавшись рядом с вождем на «крондштатском» съезде, он не удержался и украдкой потрогал полу ленинского пиджака. Как очень точно заметил его биограф Василий Авченко – «по-детски, а может, по-евангельски».
Когда «своевольный старый большевик» и преподаватель бурения Александр Серебровский вспоминал, как последний раз приезжал к уже уходящему Ленину в Горки, а тот, прощаясь, «поцеловал меня в лоб. Я был тогда здоровым крепким парнем, но чуть не упал. Кое-как добрался до двери, забыв все бумаги... Потом их вынесла Мария Ильинична и легонько толкнула меня в спину, чтобы я не ревел тут и шел к себе домой».
Когда почему-то понимаешь, что Емельянов, дважды за ночь отстоявший на страшном холоде «очередь прощания», последний раз посмотрев на Ильича в четыре утра, ни одной буквой не врет, когда пишет:
«Было холодно, и шел небольшой снег. Вдоль всего пути траурной процессии по обеим сторонам улиц стояли охваченные глубокой скорбью люди. Опущенные плечи, понуро склоненные головы – казалось, все мы стали как-то меньше ростом. Было тихо. Это была тишина большой тревоги и невыносимого горя. По щекам некоторых идущих за гробом и стоящих на тротуарах людей текли слезы. Плакали на всем протяжении траурной процессии. Такого массового горя я никогда не видел, никогда о таком горе не читал и не слышал».
Очередь желающих проститься с В.И. Лениным. Январь 1924 г.
Но лучше всего суть случившегося, разумеется, уловили поэты, учуяли своим собачьим верхним чутьем. И я сейчас не о своем любимом Маяковском, хотя написанная им на смерть вождя поэма «Владимир Ильич Ленин», на мой взгляд – бесценный артефакт эпохи.
Я об аполитичном Есенине. Он, хоть и плохо разбирался в политике, поэтом был милостью божьей. Поэтому свое написанное по горячим следам в 1924 году стихотворение «Ленин» завершил четырьмя гениальными строчками: