Двадцатый век век и не только
Шрифт:
– Неко вымыслим, – сказал Франтишек от волнения по-чешски.
– Придумывайте, – улыбнулся чеху Корнилов, – но в любом случаи, нужны будут деньги.
– У меня есть 180 крон, – заявил Мрняк.
– Этого мало, – сказал Корнилов. – Вот ещё триста, тратьте, не стесняясь, если что – добавлю ещё. Действуйте.
И Франтишек начал действовать. Он купил два чистых бланка отпускных удостоверений и поставил на них печати, воспользовавшись отсутствием в канцелярии дежурных унтер-офицеров. У себя в аптеке он их спокойно заполнил. Корнилов стал Штефаном
В городе Франтишек закупил всё необходимое для побега: два ранца, два поношенных штатских костюма, револьвер, бинокль и компас, карта местности и электрический фонарик у Корнилова уже были.
Побег наметили на 11 августа.
Мрняк отпросился в отпуск, в Прагу, проведать мать.
Русский пленный доктор, в обязанности которого входило не только навещать больного генерала, но и докладывать по начальству о его здоровье. И он доложил, что генералу становиться всё хуже и хуже, а ежечасные посещения дежурного санитара только раздражают и нервируют больного. Требования доктора были удовлетворены, санитар перестал посещать Корнилова, но охрана снаружи была усилена.
Наступил вечер 11 августа 1916 года. Франтишек закончил работу в аптеке, собрал ранцы. Накануне были закуплены продукты в дорогу и тоже уложены в ранцы. Осталось только ждать. Мрняк сел писать прощальное письмо своим родным в Прагу.
«…Убегаю вместе с пленным русским генералом в Россию. Твёрдо надеюсь, что нам это удастся. А если нет, то лучше смерть на воле, чем жизнь в неволе. Мама, не бойся за меня …»
Написанное письмо он положил пока в ящик стола, собираясь бросить его в почтовый ящик на станции. Время приближалось к полуночи.
По договорённости, на место больного генерала, ляжет его вестовой. А доктор будет по-прежнему ходить с докладами о здоровье Корнилова к начальству. Заговорщики надеялись, что побег обнаружиться дней через пять.
Доктор перевязал Корнилову голову на пол лица, генерал встал, попрощался и направился к туалету. Он уже был переодет в форму русского пехотинца. В туалете Корнилов открыл окно и выпрыгнул наружу.
Мрняк сидел за столом и задумчиво смотрел на часы. Сзади скрипнула дверь, на пороге стоял Корнилов.
– Не передумал? Тогда – пошли.
– Сначала вам надо переодеться, генерал.
– Привыкай называть меня на «ты», Иштван.
– Хорошо, Штефан.
Корнилов опять переоделся, на этот раз в форму рядового австрийской армии, повязка с головы была снята. Ляписом (азотнокислое серебро) Франтишек выжег генералу родинку во всю левую щёку, сбрил ему бороду, постриг усы. Последний штрих – трубка во рту и образ
Они надели ранцы и не спеша вышли из аптеки. Прощальное письмо осталось лежать в ящике стола.
Непринуждённо беседуя по-немецки, они беспрепятственно миновали ворота лагеря и направились на станцию. Там они заверили свои удостоверения, получили бесплатные билеты и сели в вагон поезда. Поезд тронулся и вскоре Кёсеге остался далеко позади.
На станцию Раб, где следовало пересаживаться на поезд до Будапешта Корнилов и Мрняк прибыли в семь часов утра. До отхода нужного им поезда оставалась ещё два часа, и они решили скоротать это время за кружечкой пивка в дешёвом привокзальном ресторанчике, как это делают все добропорядочные австрийские солдаты.
И не успели они расположиться за столиком, как в ресторанчик вошёл Карл Шварц санитар лагеря в Кёсеге, только что прибывший из Вены. Корнилова он знал в лицо, так как в его обязанность тоже входила слежка за пленным генералом. Франтишек сорвался с места с радостным воплем:
– Карл, из отпуска, сочувствую.
– Ты меня понимаешь, Франтишек.
Карл оглядел рассеянным взглядом зал ресторанчика, на мгновение остановился взглядом на Корнилове, но не узнал его. Корнилов невозмутимо взял газету, раскрыл её и сделал вид, что читает.
– Конечно, сам недавно из отпуска.
– Да… – понимающе закивал головой Карл. – Постой, а что ты тут делаешь?
– Жду. У меня тут живёт, ну, как тебе сказать … Знакомая. Идти к ней ещё рано. Вот и жду.
– А что в Кёсеге перевелись женщины?
– Мне не нравятся мадьярки.
– А что есть разница?
– Не в этом дело, Карл. Тут всё серьёзно. Она чешка, живёт в Праге на соседней улице со мной. Когда в июле был дома в отпуске, там и познакомились. Маме она понравилась. Возвращались из отпуска вместе, она здесь сошла, а я дальше поехал.
– А вот почему ты опоздал тогда немного.
– Да. Только ты, пожалуйста, никому не говори. Скажут: война, а он жениться надумал.
– Почему? Что здесь такого?
– Ну, не надо, я прошу. Я ещё не делал ей предложения … Боюсь, смеяться будут.
– Ну, если ты настаиваешь, Франтишек …
– Настаиваю.
Они беседовали ещё какое-то время, потом Мрняк проводил Карла до вагона поезда и лично убедился, что он уехал. Чех поспешил в пивную.
Франтишек подошёл к Корнилову и со стуком опустил кружку с пивом на стол.
– Уехал? – спросил Корнилов, отрываясь от газеты и вынимая трубку изо рта.
– Уехал, – кивнул Мрняк и залпом осушил кружку, выдохнул и сказал: – И нам пора.
В двенадцать часов ночи их поезд прибыл в Будапешт, а поезд на Карансебеш будет только в шесть утра. На вокзале ночью находиться, кому бы то ни было, запрещалось.
– Ну, что в отель? – сказал Корнилов.
– Отель нам не по чину, Штефан.
– Согласен, не подумал. Так что будем делать? Я простой казак и в еде и ночлеге не привередлив.