Дважды похищенная
Шрифт:
— И как я только до сорока лет на этом свете без твоей заботы дожила? — прошипела Тамила, но оборотень продолжал нести жену на руках, не обращая внимания на это замечание.
Глава 27
В ушах Энни стояли последние слова мужа: «У меня с этой дикой кошкой никогда и ничего не было. Мы просто некоторое время жили в одном доме. Энни, я тебя люблю!». Она стояла, тесно прижавшись к груди мужчины, и счастливая улыбка сама собой расползалась
После того, как Энни росла любимой доченькой богатых и именитых родителей, попасть в рабство к оборотням в качестве временной постельной игрушки, было для девушки страшным потрясением.
Каменщик Михэс, которого молодая женщина вначале дико боялась, совершенно неожиданно, стал для неё не только надёжным островком душевного спокойствия, но и, источником обычной человеческой любви, которую человечка уже потеряла надежду встретить в этом жестоком мире двуликих.
Зарина совершенно растерянная, но без какой-либо женской ревности, смотрела на новую хозяйку её, как она теперь понимала, уже бывшего дома. Вся суть побега была в том, чтобы Зарине вернуться в Человеческий квартал и жить по-прежнему.
— Мне правда некуда идти, — жалобно произнесла она. — Самое страшное, если Михэс откажется от меня, то другой свободный мужчина может захотеть взять меня женой в свой дом. Я смотрю добавилось два новых дома. Это для оставшихся двоих свободных мужчин?
— Да. Они уже не живут в бараке. Ждут своих суженных дома. Нам места под швейные мастерские понадобились, — ответила Энни.
Зарина тяжело вздохнула, хитровато прищурилась, и тихо продолжила, покосившись на насупившегося мужчину:
— Михэс меня не трогал. Наверное, потому, что я ему совсем не понравилась. А вот другой мужчина может и захотеть…
— Ну вот, пусть и попробует попытать с тобой счастья другой какой мужчина. Прямо сейчас и отправляйся к любому из них на пробы, — нотка мечтательного злорадства проскользнула в голосе хозяина дома.
— Нет! Не хочу! В конце концов, если станут во всём разбираться, то это я — твоя первая жена, а не Энни. Другому мужчине вся община и главный архитектор могут решить отдать её, а не меня. Ты не подумал об этом? — возмутилась Зарина.
Энни обеспокоенно посмотрела на Михэса.
Всем троим возникшая ситуация на какой-то миг показалась безвыходной.
Но тут нараспашку открылась дверь, и в дом каменщика вошёл Бета страны двуликих с огромным меховым кулем в руках, из которого в следующую минуту высунулось красное вспотевшее личико Тамилы.
— Мама? — прошептала Энни.
— Опусти уже меня на пол, чудовище! В доме же тепло! Я сейчас живьём испекусь! — Тамила была на пределе.
Шурхэн послушно поставил жену на пол.
— Подожди меня на улице, пожалуйста! — несмотря на вежливое обращение, прозвучало это не как
Тамила старательно выпутавшись из мехового кокона, сняла и нервно бросила на пол длинную шубу и зимнюю шапку. Вскоре она расстёгивала высокий ворот плотного шерстяного платья. Бедная женщина чувствовала, что взмокла настолько сильно, что её простая нижняя рубашка была насквозь мокрой от пота. Да и волосы, освобождённые от зимней шапки, тоже стали влажными, выбившиеся прямые пряди прилипли ко лбу и шее.
Шурхэн забеспокоился:
— Тебя может продуть. Здесь сквозняк от окна.
Тамила резко повернулась к оборотню, но заметив упрямую жесткую складку у его рта, сдёрнула с вешалки у стены большую плетённую шаль Энни и накинула её себе на голову и плечи.
— Так хорошо? — прошипела короткий вопрос.
Шурхэн с сомнением кивнул и с надеждой покосился на мех на полу.
— Ни. За. Что! Подожди меня на улице! — в немного повышенном требовательном голосе Тамилы послышались беспомощные слёзы.
— Ладно, хорошо, выхожу, — тут же ласково согласился оборотень, и продолжил совсем другим, строгим приказным, тоном в сторону притихшего Михэса. — Ты, человек, тоже со мной выходи. Снаружи подождёшь, пока моя жена будет платья заказывать.
Едва за мужчинами закрылась дверь, Тамила одним движением плеч сбросила шаль и кинулась к Энни.
— Доченька моя, золотая! Солнышко моё! Как ты? Ты здорова? Как ты живёшь? Этот мужчина тебе кто, муж или хозяин? Эта женщина тогда кто, твоя гостья или хозяйка? — Тамила обнимала дочь, потом отодвигала от себя, пристально разглядывала и снова обнимала.
Женщина тревожно поглядывала на тихо стоящую в сторонке Зарину, на которой была явно очень дорогая одежда: как бы эта состоятельная незнакомка не помешала ей с дочерью поговорить.
Энни же пыталась, и сама отвечать, и получить у матери хоть какие-то ответы на свои вопросы.
— Мама, мамочка, всё хорошо со мной! Он мой муж, зовут его Михэс. Он человек, каменщик. Это наш с ним дом, — торопилась успокоить мать Энни. — А это его бывшая жена.
Тамила с удивлением вгляделась в Зарину.
— Мама, а ты здесь откуда? И почему сам господин Шурхэн носит тебя на руках? А папа где? Как там Грэмми? — сыпала Энни, в свою очередь, волнующими её вопросами.
— Наш Грэмми в порядке, подрос. Он сейчас остался под присмотром дяди, — начала Тамила с самого лёгкого. — А папа погиб. Его больше нет. Прости, доченька, что принесла тебе такую печальную весть.
Энни горько расплакалась, закрыв лицо ладонями. Тамила обняла её вздрагивающие плечи, ласково поглаживая по спине.
— Как же так вышло, мама? Папочка же ещё был такой молодой! Что же такое случилось?