Дважды разыскиваемые
Шрифт:
– Слушаюсь! Друзья встречаются вновь, не так ли?
– Так.- Сорокин положил трубку, посмотрел на Бориса.- Ваш кореш оказался более благоразумным. Он рассказал все. Сейчас вы увидите его. Возьмите себя в руки.
Борис рассмеялся, хотел показать, что ему понятна игра следователя. Однако смех выдал его волнение и испуг.
Гирин вошел в кабинет нетвердой усталой походкой. Его словно подменили за эти полчаса. Он сел, не ожидая приглашения, напротив Бориса, кисло улыбнулся.
– Ты что здесь делаешь,
– Тебя жду,- ответил Борис. Он, должно быть, внутренне уже что-то решил для себя. Теперь, ждал, как сложится обстановка, на чьей стороне будет перевес.
Гирин протянул Борису руку.
– Очень рад. Здравствуй.
– Здравствуй. Как там, на воле?
– Обыкновенно. Ты, конечно, во всем признался?
– Тебе-то что?
– Ты умеешь закладывать людей. Хочешь спасти свою шкуру? Не забудь, что мы еще встретимся!
Все это Гирин произнес с деланным равнодушием, однако в его глазах горели злые огоньки, которые, казалось, вот-вот обожгут Цыбина.
– Не забуду, старик. Будь спокоен.
– Про Женьку тоже не забудь.
– Постараюсь.
Сорокин вызвал милиционера, приказал увести Гирина.
Цыбин понял, что попал впросак. Он поднялся, несмело переступил с ноги на ногу, попросил Сорокина:
– Если что… Успокойте как-нибудь маму…
– Хорошо, Борис.
Между ними опять протягивалась какая-то незримая нить. Она была по-прежнему тонкой и в любое мгновение могла оборваться. Сорокин не стал испытывать ее прочность.
17.
Валентина Дементьевна вздрогнула, услышав звонок, торопливо поднялась с места.
«Кто бы это? Неужто опять дружки Бори? Господи, когда только кончатся мои мучения?»
У двери Валентина Дементьевна обомлела. Ей показалось, нет, нет, она ясно слышала:
– Ты одна, мама?
– Одна, Боря! Одна, родной!
Рука дрожала. Валентина Дементьевна никак не могла повернуть колесико, оно скользило в пальцах, словно было смазано маслом.
Звонок зазвенел еще раз.
– Сейчас, Боря, сейчас.
Наконец колесико повернулось - защелка вышла из паза, послышался знакомый скрип двери.
– Вы?!
– Я, Валентина Дементьевна. Добрый день.
– Добрый день.
Валентина Дементьевна прижала руки к груди, посмотрела на Сорокина, не в силах скрыть душевную боль.
– У вас никого нет?
– Н-нет.
– Можно пройти?
– Простите, пожалуйста…
В комнате Сорокин сел на предложенный стул и сделал вид, что рассматривает репродукцию картины «Не ждали», висящую над диваном.
– Чай будете пить?- несмело предложила Валентина Дементьевна.
– Не беспокойтесь, мама…- Сорокин не заметил, как второй раз вырвалось у него слово «мама».- Поверьте, я не хочу зла ни вашему сыну, ни тем более вам. Мне больно сознавать, что я приношу в ваш дом
Голос Сорокина дрогнул, он поспешно отвернулся, чтобы Валентина Дементьевна не заметила его волнения.
– Полно тебе, милый. Поведай лучше, как там мой… Здоров ли?
– Здоров, Валентина Дементьевна, здоров. Передал вам поклон.
– Спасибо, милый. Может, ему чего-нибудь надобно? Я принесу. Можно? А?
– Конечно. Приносите, пожалуйста…
Сорокин осекся: вспомнил, что задержал Бориса в отделе под личную ответственность. Хорошо еще - Каримов не возражал…
– Я приду, сынок, обязательно приду,- горячо сказала Валентина Дементьевна.- Ты уж помоги мне разыскать его! Одной-то мне где уж! Я в долгу не останусь.
– Валентина Дементьевна, ну что вы, в самом деле? О каком долге вы говорите!- упрекнул Сорокин.
– Это я от радости, сынок. Боря-то мне не чужой! Сын ведь. Сколько горя мы хлебнули с ним,- вздохнула Валентина Дементьевна.- Отца-то его убили в Германии. На третий день после заключения мира. Ревела же я тогда, думала, что помру. Боря-то не понимал, несмышленышем еще был, глазенки только таращил на меня.
– Война принесла немало бед каждой семье…
– Принесла, сынок,- согласилась Валентина Дементьевна.
– Вы так и не выходили замуж?
– Выходила… Из-за него, из-за Борьки. Только не принесло это нам счастья. Мужик-то оказался пьянчужкой несусветным. Измотал меня всю. Да и Борьку к водке приучил. Бывало, принесет с собой бутылку и угощает его. Никакие мои слова не помогали. «Мы мужики,- говорит.- Мужикам сам бог пить велел…» «Мужики!»-в сердцах произнесла Валентина Дементьевна.- Настоящие мужики не пьянствуют день и ночь. Пьянствуют подонки разные.
– Где он теперь?
– Бог его знает! Наверно, околел где-нибудь под забором. Выгнали мы его семь лет назад. Боря уж большой был. Понимал все.
– Водка многих губит.
– Ты-то, поди, не пьешь?
– Почему - не пью? Пью. Только в меру.
– Все думают, что пьют в меру,- с грустью заметила Валентина Дементьевна.- Встречался с Борей один парень. С виду представительный такой. Интеллигентный. Напился однажды до потери сознательности… Срам было смотреть.
– Вы знаете, как его звать?
– Подожди… Женькой будто.
– Женькой?
– Женькой,- повторила Валентина Дементьевна,- Отец у него какой-то начальник. Фамилию запамятовала. Не то Бодров, не то Петров, не то Добров.
– Может быть, Бобров?- осторожно вставил Сорокин.
– Вот-вот, так и есть: Бобров… Он и сказал тогда Борису: «Ты, Борька, не бойся! Я тебя из любой беды вытащу. У моего старика - крепкие связи…» Видать, не очень-то крепкие,
– Теперь ему самому помощь нужна.
– Неужто… старик натворил что-нибудь?-удивилась Валентина Дементьевна.