Дважды разыскиваемые

Гребенюк Михаил Кириллович

–  Может быть, раскаяние не случайно,- попытался защитить Каримова и самого себя Сорокин,- Тут не в характере дело - в чувстве ответственности перед товарищами. Бойко - член нашего коллектива, наша частица. В конечном счете это сыграло главную роль.

Каримов посмотрел с интересом на Сорокина.

–  Наверное, ты кое в чем прав. Это касается лишь раскаяния. Поступок-то все-таки совершен. Мы своей невнимательностью позволили человеку споткнуться.

–  Очевидно,- согласился Сорокин.

–  Не очевидно. На самом деле так.

Мы еще иногда придерживаемся беликовского правила - как бы чего не вышло. Я рад, что ты не такой.

Сорокин невесело усмехнулся.

–  У меня недостатков - уйма!

–  Недостатки недостаткам - рознь. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Не терзай себя напрасно. Возможно, Мила еще выживет. У нее крепкий организм, да и жажда к жизни огромная… Выживет, Николай Аркадьевич, обязательно выживет. Мы еще погуляем на ее свадьбе.

–  Ее будут судить.

–  Конечно, будут. Разве я говорю, что не будут.

–  О какой же свадьбе, в таком случае, может идти речь!

–  Ты, оказывается, пессимист, я и не знал, - заметил Каримов.-Во-первых, судить - это еще не значит осудить

Во-вторых, она молода. В-третьих, помогла курсанту Тимуру Азимову задержать опасных преступников. В-четвертых… Может быть, хватит, как ты думаешь?.. У Марии Константиновны был?

–  Был.

–  Ну и что?

–  Ее не поймешь. Вообще, переживает. Мать все-таки.

–  Вот именно: все-таки… Ладно, хватит об этом. С Кларой еще не помирился?

–  Не помирился, - не сразу ответил Сорокин.

–  Времени не нашел?

–  Не нашел.

–  Для преступников нашел?

–  Это другое дело.

–  Тебе надо отдохнуть. «Таксисты» закончены.

–  Закончены ли? По-моему, главное - впереди. Бобров-старший наверняка развернул деятельность. Боюсь, что мне придется трудновато.

–  Мне тоже… Ты уже встречался с задержанными?

–  Встречался.

–  Ну и что?

–  Упорствуют Женька, Олег и Чайханщик, он же Гирин… Борис выложил все. Он недавно влился в эту компанию. Вообще жалко парня. Мать убивается. Говорит: «Выйдет на волю - ни на шаг от себя не отпущу. Сделаю из него человека». Сделает, - сказал Сорокин, словно Каримов сомневался в Цыбине.

Каримов спросил:

–  Значит, Иван Сергеевич оказался обыкновенным забулдыгой? Верховодил Чайханщик?

–  Да. Мила тоже была ширмой.

–  Очевидно, она умела постоять за себя, иначе Чайханщик не позволил бы ей взять у Женьки пистолет… Как все-таки Мила очутилась в этой компании?

–  По всей вероятности, затянул Женька. Возможно, сама попала в ловушку. Она, оказывается, институт бросила. Целых полгода не ходила на занятия… Интересная деталь: ее любил Алик. Мне кажется, он кинулся на нее с ножом из-за ревности. Понял, какую роль играл для Милы Тимур.

–  Тимур, Тимур,- вздохнул Каримов.

–  Поседел.

–  Видел. Ты тоже поседел.

–  У меня седина давняя. Просто прибавилось белизны. Боюсь, что второе такое дело не вытяну.

–

 Не обманывай себя. Вытянешь… Кстати, когда думаешь провести беседу на заводе? Не забывай, от того, как она пройдет, зависит многое, в том числе наша дальнейшая связь с предприятиями и учреждениями.

–  Беседа намечена на следующую неделю.

–  Кто пойдет с тобой?

–  Участковый Смирнов, следователь Мирзоян, ну и хотелось бы увидеть вас с нами.

–  Меня?

–  Да.

–  Ладно. Уговорил. Иду с вами.

12.

Сорокин оказался около университета после окончания лекций. Сел на скамейку против вестибюля. Стал ждать.

Клара вышла минут через сорок. Она сразу заметила Николая и решительно направилась к нему.

Николай не ощутил того тревожного волнения, которое обычно охватывало его при встрече с Кларой. Он был удивительно спокоен, словно между ними не произошло никакой размолвки и они расстались друзьями четверть часа назад. Лишь тогда, когда она оказалась рядом и молча остановила на нем отсутствующий взгляд, ему стало не по себе.

–  Что это? Слежка за мной?

–  Клара…

–  Можешь не продолжать. Знаю наизусть, что скажешь. Изучила. Все вы такие. На словах - герои, на деле-трусы!

–  Ты не в духе?

–  Я не в духе? У меня отличное настроение. Впрочем, что вам угодно?
– перешла она на «вы».

–  Может быть, не нужно так, Клара?

–  Что вам угодно?
– тем же вызывающим тоном переспросила она.

–  Пойдем. На нас смотрят.

Николай взял ее под руку. Она резко отстранилась и за-шагала быстро по направлению к курантам. Он пошел следом.

–  Я понимаю, тебе сейчас тяжело. У вас в семье горе. Однако оно не станет меньше от того, что ты вычеркнешь из нашей жизни все светлое, хорошее…

–  Послушай, Ник.
– Клара внезапно остановилась, преградила ему дорогу.- Ты говоришь, у нас большое горе… Правильно, горе очень большое. Только кто принес его в нашу семью? Кто? Не ты ли, Ник? Не ты ли оклеветал моего брата, назвав преступником? Он еще мальчишка… Понимаешь, мальчишка. Не ты ли избил мою маму? Что плохого сделала тебе эта тихая женщина? Что? Скажи!
– она снова пошла.
– Мне стыдно! Страшно стыдно!

–  Подожди!.. Ты говоришь невероятные вещи. Я поднял руку на твою маму?

–  Да!

–  Кто тебе сказал это?

–  Она сама.

–  Сама? Этого не может быть!.. Нет-нет, Клара, этого не может быть! Надежда Михайловна никогда не станет чернить человека.

–  Ну хорошо, пусть не она сказала. Пусть отец сказал. Что изменится от этого?

–  Вот что изменится…

Николай стал подробно излагать историю «таксистов». Как Женька связался с ними, как узнал об этом капитан Бойко, как сам он, Николай, попытался поговорить с Надеждой Михайловной и Евгением Константиновичем и что из этого получилось.