Дваждырожденные

Морозов Дмитрий Владимирович

Потому что ты всегда так жил! У тебя не было выбора в деревне, ты всегда был во власти традиций, предписаний и так привык, что не хочешь понять даже теперь, глядя на мир вокруг, что другие живут по-иному.

Дваждырожденные и должны жить не как все. Учитель и Крипа говорили, что мы — лишь звенья в общей цепи…

Нет! Это МЫ — звенья, а кто они — мы с тобой не знаем. Они свободны и независимы, они сами приказывают, а не исполняют команды. Не делай большие глаза! — почти закричал Митра. — Ты сам, Муни, все время сомневаешься. Разве с тех пор, как ты ушел из своей родной деревни, тебе ни разу не казалось, что ввязался в дела, которые тебя не касаются,

что ты не дваждырожден-ный? Как ни стараемся, мы не становимся похожими на Учителя и Крипу.

Мы же только начали…

А откуда мы знаем, с какого уровня начали они? Может быть, они в предыдущем воплощении уже были иными? Да и есть ли оно — второе, третье воплощения? Ты разве можешь быть в этом уверен? Ты же просто веришь тому, что тебе говорят. Стараешься верить, как и я… Ну, чтобы хоть какую-то точку опоры приобрести взамен потерянной. .. А где находится Высокая сабха? Где патриархи, о которых мы так много слышим? Ведь все это — разговоры. Да и Арджуна с Крипой что-то не очень похожи на богов.

Но ведь ты сам говорил мне, что я изменился. Изменился и ты, Митра. Ты бы смог так думать и так говорить год назад, когда был просто одним из головорезов мелкого властителя?

Хорошо, мы изменились. В нас оказалось больше сил, чем казалось вначале. А где в окружающем мире подтверждение высоких истин, о которых говорил Учитель? Почему все, что ты слышишь, ты не пытаешься применить к своей жизни?

Высокие истины для тех, кто достиг прозрения…

Ну нет. Если то, что нам внушают — правда, то мы уже должны чувствовать высокие поля, как обещание солнца перед рассветом.

Не понимаю, чего тебе надо, — сказал я, чувствуя, как растет во мне возбуждение и гнев и стыдился этого. — В тебя что, ракшас себялюбия вселился? Обратно в дружину удельного раджи захотелось, беззащитных крестьян грабить, глотки резать? Для тебя мир брахмы открыли, а тебе все насилие над свободой чудится. А я, представь себе, свободным себя чувствую. И поэтому, пойду сейчас к Крипе и скажу, что ни в какие телохранители я не собираюсь. Это не моя карма…

И сделаешь напрасными многомесячные усилия Крипы и Латы?

При чем здесь Лата?

Ну, она же — твой наставник и, значит, в ответе за тебя перед общиной, — ответил Митра.

Что??!

По-моему, ты потерял остатки способностей дваждырожденного, ты не только не проникаешь в мои мысли, но ты даже перестаешь воспринимать слова. Забыл, что сказал Учитель? «Вы попали в руки лучших наставников нашего братства». Лата — такой же наставник, как Крипа. А иначе, чего ради она стала бы терять столько времени с нами, с тобой, прежде всего? Ты же знаешь, никто из дваждырожденных, будь то мужчина или женщина, не может предаваться праздности, у каждого своя работа. Вот зачем были эти прогулки! Она готовила тебя к предначертанному пути со всей мудростью дваждырожденных.

От предчувствия справедливости этих слов у меня похолодело сердце.

— Постой, но ведь ты такой же, как и я, и у тебя тоже должен быть наставник.

Митра пожал плечами:

Я всю свою жизнь, кроме последних месяцев, провел во дворце, ты что, забыл? Конечно, не в такой роскоши, но сам образ жизни мало отличается, как и поведение людей. Поэтому, я думаю, за меня никто и не беспокоится. Может, я вообще попроще устроен, покрепче. А вот ты, если оставить тебя без присмотра, можешь погибнуть, как старая циновка в сезон дождей.

Но зачем же кого-то приставлять?

А как бы иначе ты втянулся в жизнь Двара-ки? Разве теперь город не стал для тебя

приятным и родным? Разве в этой жизни ты не обрел счастья и смысла? Да ты здесь как рыба в воде! Я сначала этому удивлялся, а потом понял: это твои прогулки и беседы с Латой приносят свои плоды. И разве не она вдохновляет тебя на овладение кшат-рийской наукой? И хорошо! Что ты стоишь со слезами на глазах? Я тобой горжусь — ты так быстро учишься. Признаться, была у меня недостойная мыслишка, что хоть здесь я над тобой верх возьму, а вот нет, не дали наши заботливые братья. Быстро и легко тебя в этот узор вписали. Спасибо им за это.

Митра был прав, тысячу раз прав, но от этого было не легче. Меня скрутила такая горькая обида на Лату, на Митру, на весь белый свет, что слезы, к моему стыду, сами собой покатились из глаз, а губы затряслись, как у ребенка, потерявшего игрушку. Мне до сих пор стыдно вспоминать, как я жалел себя в тот момент. Митра даже растерялся, видя мое состояние.

А я, смахнув слезы, вдруг ощутил, что обида сменилась злостью на себя. Вот оно, мое самообладание дваждырожденного! Вот мой контроль над мыслями и чувствами! На зыбкой чаше весов колышется судьба великих государств, не зная отдыха, борются за сохранение света и знаний те, кто принял меня в свое братство. А я опять погряз в трясине собственных мелочных переживаний и обид. Что я делаю с собой!?

Дваждырожденный должен повелевать своими чувствами, — растерянно сказал Митра, не зная, как меня утешить.

Да какой дваждырожденный? — едва выговорил я. — Слепой черепашонок, тычущийся носом в твердеющий мир. Те, кто наблюдают за нами, потому и приставили ко мне Дату, что чувствуют, какой жалкий, темный крестьянин допущен в их ряды. И они правы: я — самое слабое звено. К тебе они менее внимательны по одной простой причине: ты надежен, уверен в себе, а я…

* * *

Жизнь в Двараке изменилась до неузнаваемости. Кришна и Баладева начали всерьез готовить свои войска к сражению. Каждый день с крепостной стены горожане наблюдали, как на пустошах вокруг города боевые колесницы плели причудливые кружева, отрабатывая тактику действия в едином строю. Неистовые кони неслись наперегонки с ветром, и в руках воинов вспыхивали разящие молнии позолоченных боевых луков. Тревожно трубили слоны, которых погонщики приучали к весу боевых башен, запаху крови и виду огня. По тенистой дороге мимо горы Райвата к блещущим воротам Двараки тянулись караваны повозок, запряженных буйволами и лошадьми. Крестьяне свозили в город продовольствие, которое будет теперь храниться в каменных амбарах на случай осады. Крипа ужесточил тренировки, и у меня почти не осталось времени думать о Дате. Впрочем, в тот момент это доставило мне какое-то горькое удовлетворение.

С утра до вечера я усердно упражнялся в стрельбе из лука, фехтовании на мечах, верховой езде, вызывая насмешливые замечания Митры. Мой план был весьма прост и наивен — измучить тело физическими упражнениями до предела, заглушить голос чувств, чтобы не хватило сил на страдания духа.

Отчасти я добился своего. Дневные занятия настолько поглощали меня, что на посторонние мысли не хватало времени. Зато Дата мне стала сниться по ночам — еще более прекрасная и недостижимая, чем наяву. Тогда я прибег к способу аскетов, укрощающих страсти воздержанием от пищи. Через два дня я действительно забыл о Дате, как и обо всем на свете, кроме еды. К тому же мне стали изменять силы на тренировках, и Крипа потребовал, чтобы я прекратил свои аскетические «подвиги».