Две головы и одна нога
Шрифт:
— Тогда Ренусь стоял перед зеркалом кафе со вторым мужчиной, как две капли воды похожим на него. Может, это как раз тот, второй? Сплетни ведь не всегда правду говорят. Возможно, Мизюня разыскала возлюбленного времён своей юности и теперь пользуется его сходством с супругом и свободно появляется в обществе, никто не поймёт, кто с ней, муж или хахаль. Очень удобно, можно использовать хахаля как подставное лицо и в бизнесе, ведь всем известно — Ренусь слишком мягок, из него тот ещё бизнесмен.
Гжегож согласился со мной.
— В твоих рассуждениях есть смысл. Вот чем больше я думаю о нем, тем сильнее убеждаюсь — это
— Значит, надо разыскать дом и контору, в любом случае пригодится.
— Правильно, завтра же и займёмся этим. Все-таки кажется мне, это не Ренусь…
Серьёзной проблемой стала для меня собственная квартира. С одной стороны, хотелось бы хоть на минутку забежать домой, слишком многих предметов первой необходимости мне не хватало. С другой — там меня могла перехватить высшая сила в лице, например, полиции, а этого я сейчас панически боялась. Черт их знает, что они могли обнаружить у меня в чулане. Нет, не скажу, мне тоже было интересно, но не сейчас, не стану же я, в самом деле, выбирать между чуланом и Гжегожем!
Вот я и разрывалась между желанием побывать в собственной квартире и вполне оправданными опасениями. Решить проблему помогло ожидаемое письмо от Иоланты Хмелевской. Наверняка оно уже пришло, и его следовало прочитать как можно скорее.
Либаша мы разыскали. Прочесали несколько раз Вольку Венгловую и окрестности, и я разыскала поместье Мизюни. Не скажу, что это было легко. На некогда неосвоенных пустырях выросли жилые кварталы, разбитая просёлочная дорога превратилась наверняка в одну из улиц, кладбище, на которое я очень рассчитывала, разрослось и никак не могло служить ориентиром. Ориентиром стали старые деревья. Чтобы срубить их, надо совсем ума лишиться, а Мизюня никогда не была глупой. И хотя вокруг зелени было предостаточно, купы старых деревьев победоносно возвышались на горизонте.
И остальные приметы соответствовали, так что резиденцию Мизюни мы разыскали. Сейчас она была ограждена высокой стеной, сквозь прутья решётки ажурных ворот просматривались фрагменты элегантной виллы, а ворота стерёг охранник, загримированный под дворника. Этакая горилла, что никаких сомнений! Говорить горилла умела, и на вопрос, можно ли видеть супругов Либашей, ответила, что хозяев нет дома.
Значит, теперь надо разыскать контору супругов Либашей, место работы, так сказать. Найти его было проще, не прошло и часа, как Гжегож уже получил возможность видеть
— Чушь! — заявил он, выходя из упомянутой конторы и садясь за руль. — Это не Ренусь. Похож, очень похож, но не он. И вот теперь Мизюня для меня подозреваемый номер один, от неё тянется не просто вонь — могучая струя смрада бьёт в небеса, её нельзя не учуять. Интересно, что делает эта ваша хвалёная полиция? Расследование никогда не было моим призванием, заниматься им я более не намерен, даже вместе с тобой. Вместе с тобой я бы предпочитал заниматься другим…
Я грудью встала на защиту родной полиции.
— Полиция наверняка не знает, что Ренусь — это не Ренусь, ведь им никто не сказал. Я только собираюсь осчастливить их драгоценной информацией. Может, они и располагают какими-то сведениями, но наверняка другого характера. Так ты думаешь, все-таки?…
— Я не думаю, я уверен, — твёрдо заявил Гжегож. — Ренуся пришили. Воспользовались сходством. Твой ксёндз прав, убийца теперь живёт под фамилией жертвы. Прошло много лет, даже знакомым он может казаться тем самым человеком, ведь люди с годами меняются. Тут он давно не был, я имею в виду Ренуся. Вот в Штатах, думаю, распознали бы, что это не Ренусь, но в Штаты, ты сама говорила, ездила с доверенностью Мизюня. Сдаётся мне, она и заварила всю кашу, так сказать, инициатор афёры.
Тут и мне пришла в голову идея, которой я поспешила поделиться с любимым:
— А мне сдастся, что этим, который под Ренуся подшивается, может быть давний возлюбленный Мизюни. Очень на Ренуся похожий или наоборот… Кто бы это мог быть? Ганя не знает?
— Не знает, не помнит. Запомнилась ей только страшная любовная драма, пережитая Мизюней в ранней молодости. А страшная потому, что вроде бы предмет Мизюниней любви оказался то ли преступником, то ли ещё кем-то таким… в общем, влюбилась наша Мизюня в Джека Потрошителя…
— …и этот Потрошитель к тому же бросил её. Ну что за дуры наши девицы, самого важного не помнят, а мне теперь разбиваться в лепёшку!
— Зачем тебе? Подбрось эту проблему ментам. Нет, не сейчас, денька через два. У нас мало времени, надо его ценить.
Я целиком и полностью была согласна с Гжегожем, но письмо от Иоланты не давало спокойно жить, и, воспользовавшись тем, что Гжегож поехал к своему экстрасенсу, я забежала домой.
На автоответчике оказалась записана вежливая просьба капитана Борковского как можно скорее связаться с ним. Высказана была просьба сегодня утром. Умный человек капитан, наговорил на автоответчик не только просьбу, но и сообщил время, когда высказывал её. Решила не рисковать, позвоню из Константина, придётся уж приятелю Гжегожа заплатить за разговор по междугородней. А то начну отсюда звонить, а полиция успеет приехать и заловит меня.
Вынужденное расставание с мужчиной моей мечты, даже временное, сразу же негативно сказалось на умственных способностях. Входя, я вынула, правда, из почтового ящика письмо Иоланты Хмелевской, но даже его не распечатала. Скорей, скорей, набрать нужное количество косметики, разумеется, в первую очередь необходимой для проклятой головы. Ни о каких преступлениях я просто не в состоянии была думать. О Господи, как мало времени в нашем распоряжении, завтра он уедет — и прости-прощай! На сколько? Опять на годы? А тут ещё эта афёра, ну кто выдержит в такой преступно-следственной атмосфере?